Впрочем, в этой постылой жизни случился и один светлый момент. Одноногий и беспалый ветеран труда, ныне состоящий в штате отдела материального обеспечения, вернул Кузьме все конфискованное имущество.
Первым делом Кузьма взболтнул баклагу, горлышко которой было обклеено бумажками с мутными фиолетовыми штампами. Такие вот были эти метростроевцы – человека могли запросто похитить, зато его имущество берегли как зеницу ока. На предложение отметить рюмашкой первый день свободы, инвалид, грудь которого украшали железные бляхи с затейливыми надписями вроде «За прокладку туннеля Скрипуха – Гиблое» или «За создание резервной дренажной системы», ответил лишь презрительным взглядом. На таких бездельников, как Кузьма, ему даже слов было жалко тратить.
Пришлось праздновать в одиночестве. Отыскав более или менее укромное местечко, Кузьма несколько раз прилично приложился к баклаге и стал обдумывать свое нынешнее житье-бытье.
Ситуация складывалась довольно забавная. На Кузьму Индикоплава претендовали сразу три могущественные общины. И это при том, что каждая из них в отдельности попутно лелеяла планы его физического устранения.
Это соперничество должно было разрешиться в самое ближайшее время. И кому бы Кузьма ни достался, пусть даже всем противоборствующим сторонам сразу, его обязательно погонят к этой чертовой Грани. Короче говоря, очень скоро он может распрощаться не только с вольной жизнью, но и с жизнью вообще.
Вывод напрашивался сам собой – не дожидаясь решения трехстороннего совещания, поскорее уносить отсюда ноги, благо что никто за ним пока особо не присматривает.
Однако тут сразу возникал другой вопрос. А почему это, интересно, ему предоставили свободу, пусть и ограниченную? В чем другом, а уж в гуманности метростроевцев заподозрить нельзя. Следовательно, они заимели (или только так считают) гарантию того, что Кузьма не сбежит.
Что в понимании метростроевцев может являться такой гарантией? Скорее всего Венедим, ныне пребывающий в лазарете, столь же неприступном, как и тюрьма. Если это так, то Змей и его соратники жестоко просчитались.
Венедим мужик неплохой, но Кузьма ему абсолютно ничем не обязан. Не хватало еще положить жизнь за какого-то святошу. Сообщить куда следует – это другое дело. Пусть теперь светляки всем скопом сами выручают собрата по вере.
Эти мысли, подкрепленные водярой, казались Кузьме безукоризненно ясными. Какой-то мерзкий червяк все же точил душу, но его легко можно было утопить двумя-тремя добрыми глотками. Оставалось определить маршрут побега. Туннель, по которому его сюда доставили, вкупе с другими точно такими же туннелями, веером расходящимися в разные стороны, для этой цели явно не годился. Метростроевцы в них шныряют как муравьи и сразу же обратят внимание на чужака.
Нужен какой-то старый, заброшенный ход, желательно заросший мхом, что не позволит метростроевцам организовать погоню. Скорее всего придется воспользоваться дренажной системой или одним из технических штреков, которых здесь должно быть не меньше, чем дырок в сыре (что такое сыр, Кузьма не знал, просто так любил выражаться его отец).
На тот случай, если придется взламывать заградительную решетку, Кузьма запасся железным ломиком, позаимствованным с пожарного щита. С водой на таком уровне проблем возникнуть не должно было. Придется, правда, поголодать пару деньков, но это не впервой.
Дождавшись, когда одна из смен отправится на работу, а другая, заняв освободившиеся койки, отойдет ко сну, он проскользнул за спинами охранников, совершавших очередной обход, и нырнул в тесный туннельчик, откуда хоть и слабо, но явственно тянуло сквозняком.
Скоро туннель превратился в нору, где передвигаться можно было только в три погибели. Нора шла вниз и постепенно загибалась в сторону, противоположную той, куда собирался направиться Кузьма.
Выбирать, впрочем, не приходилось. Нора сузилась до такой степени, что передвигаться в ней можно было лишь на карачках, а то и вообще ползком. Проведя в подземных странствиях всю свою сознательную жизнь, Кузьма тем не менее терпеть не мог вот таких крысиных лазов, где даже развернуться нельзя. Да и руки поранить было недолго, хотя он и обернул их тряпками, оторванными от рубахи. Эх, зря они не запаслись на Торжище хорошими перчатками! Ведь была же такая возможность.
Несколько раз нора раздваивалась, но все ответвления, направление которых устраивало Кузьму, заканчивались тупиками.
Скоро появился мох, сначала только на потолке и стенах, а потом и по всей окружности норы. Можно было считать, что полдела сделано. Метростроевцы со своими фонарями никогда сюда не сунутся.
Ползти по мху было значительно удобней, зато появилась реальная опасность встречи с химерой. Вот будет номер! Ведь в такой тесноте не разминуться, не спрятаться.
Немного полегчало, когда нора, которую Кузьма уже мысленно называл «своей», соединилась с другой, более просторной. Пахло, правда, здесь гадостно, как на самом дне Шеола, где собирался убийственный для всего живого рудничный газ. Места эти были совершенно незнакомы Кузьме, но похоже, что он добрался до дренажной системы, на время потопов принимавшей в себя избыток ливневых вод.
Отсюда можно было двигаться в любом направлении, хоть к темнушникам, хоть на Торжище, но целью Кузьмы была обитель Света, в окрестностях которой его дожидалась стая, на время вынужденного безделья скорее всего впавшая в спячку.
Путешествовать без крылатых поводырей было опасно, да и скучно. Кроме того, с непривычки побаливали ноги – как-никак, а он провалялся без движения почти целую неделю. Мешал и всякий металлолом, время от времени попадавшийся под ноги. Метростроевцы хоть и считали себя рачительными хозяевами, однако железо, нужное и ненужное, сеяли за собой без всякой меры. Да и чего его беречь – говорят, у них одних только рельсов было заготовлено на четверть века вперед.
История того, как под землей оказалось такое количество людей, к труду проходчиков, бетонщиков, арматурщиков и сварщиков никакого отношения не имеющих, была интересна сама по себе.
Метро в городе строили давно, но пуск первой очереди откладывался из года в год. То специалистов не хватало, то техники, то смежники подводили, то финансирование хромало. Да и стихия не щадила – сегодня плывун прорвется, завтра метан взорвется.
Короче, дела обстояли неважно, особенно в том памятном августе. Приближался конец месяца, не за горами был и конец квартала, а работа продвигалась с катастрофическим отставанием от графика. Поговаривали уже о том, что управляющему трестом в своем кресле не усидеть.
Дабы хоть как-то выправить положение (или попросту продемонстрировать вышестоящему руководству свое служебное рвение), управляющий пошел на крайнюю меру – объявил всеобщий трудовой субботник.
В назначенный день и час под землю спустились все, кому положено и не положено, включая самого управляющего, его секретаршу, четырех замов и главного бухгалтера. Само собой, в стороне не остались многочисленные сотрудники административного аппарата, служащие орса, редакционный коллектив газеты «Проходчик», актеры ведомственного театра «Метро» и даже постовые милиционеры, охранявшие здание треста.