Посмотрели и послушали. Не знаю, что именно «сработало», то ли проклятая Милена увидела и донесла, то ли сама Сидони проболталась, но…
В тот вечер мы решили фехтовать при факелах, так эффектней. В мужской одежде с дикими воплями носились по чудом уцелевшему фехтовальному залу Тонкедека, впрочем, используя не только сам зал, но и остатки лестниц, ведущих обычно в никуда. В очередной раз возопив: «Сдавайтесь, сударь!», я вдруг увидела у двери Люсинду, которая в отчаянье размахивала руками, о чем-то предупреждая.
Небось опять священник из Ланьона, он уже приезжал вразумлять беспокойных соседок. Но почему ночью, ведь на улице уже темно.
– Что случилось, Люсинда?
Та сообщила театральным шепотом:
– Герцог!..
Арман вернулся? Ур-р-ра!
Оказалось, что радуюсь я зря, служанка таким же шепотом, делая страшное лицо, добавила:
– Он какой-то…
– Какой? – я начала беспокоиться. С Арманом что-то случилось при переходе?
– Не такой, как всегда. Приехал злой как черт, – скороговоркой информировала меня Люсинда, семеня следом за мной в дом. – Вы бы переоделись сначала.
– Вот еще!
Мы с Сидони так и предстали перед герцогом Мазарини – в мужской одежде с оружием в руках и с растрепанными волосами.
Герцог резко обернулся и окинул меня взглядом с головы до ног, презрительно поморщившись:
– Мне сообщали, что вы ведете себя неподобающе, но я не ожидал, что настолько!
Внешне передо мной стоял мой супруг Арман-Шарль герцог Мазарини, но только внешне. Те же черты лица, фигура, волосы, только глаза… они были другие – чужие и жесткие. Нет, это не Арман… Пронзило воспоминание: Арман предостерегал, что в Париже НАСТОЯЩИЙ Шарль герцог Мазарини, а еще – чтобы я не совалась к нему.
Сидони еще не поняла угрозы, она весело рассмеялась, откидывая прилипшую ко лбу прядь волос:
– Ваша Светлость, вы не слишком учтивы, не приветствовали дам для начала.
– Я не вижу здесь дам! – отрезал Шарль (я решила называть его этой частью имени, чтобы не путать с моим Арманом).
С трудом взяв себя в руки, чтобы не допустить паники, я усмехнулась как можно независимей:
– Что вас не устраивает, герцог? Если уж вы загнали меня в такую глушь, где меня некому развлечь, так позвольте делать это самой…
Зря я надеялась сбить этим злой настрой герцога Мазарини или смутить его, Шарль рассвирепел еще сильней, даже щека задергалась.
– Не позволю! Моя супруга в таком виде… Вы немедленно отправитесь либо со мной в имение под жесткую охрану, либо в монастырь!
А вот это он зря. Лицезреть его рожу ежедневно, мысленно сравнивая с моим Арманом, да еще и спать с ним небось?.. Нет уж.
– В монастырь, герцог!
– Правильно вашу сестрицу держали в монастыре!
Я улыбнулась так широко, как только смогла, и прошипела сквозь сомкнутые зубы:
– А вас где держали?
Резкое движение клинком (мы бились уже не учебными), и портьера расползлась надвое.
– Сидони, а вы что предпочтете? – я обращалась к подруге так, словно герцога вовсе не было в комнате. Та поддержала:
– Я тоже в монастырь.
– Вперед!
Мы смеясь бросились в спальню, чтобы переодеться. Сзади послышалось:
– Завтра же!
Ванну пришлось принимать вдвоем, иначе второй досталась бы совершенно холодная вода. Сунувшийся в спальню герцог был встречен таким визгом, что немедленно ретировался. Нам понравилось, мы смеялись до упаду и расплескали из ванны половину воды на пол. Потом также хохоча, улеглись на кровать и встретили вторую попытку моего мужа вторгнуться в пространство спальни новыми голосовыми руладами такой силы, что он вылетел, зажав уши. Больше супруг попыток провести ночь со мной в одной не то что постели, но комнате не делал.
– Так ему и надо!
– Долой мужей!
– Свободу рабыням этикета!
Мы скакали на кровати, как на батуте, и визжали еще полночи.
Но вопрос, что теперь делать, остался. Как себя дальше вести, не визжать же каждый вечер? Немного поломав над этим голову, я махнула рукой:
– Как говорила Скарлетт О’Хара, я подумаю об этом завтра.
– Кто сказал? – удивилась Сидони.
– Знакомая одна.
– Правильно сказала, давай спать, сегодня нас точно в монастырь не отправят.
– А могут?
– Наши с тобой мужья? Эти могут.
– В монастырь так в монастырь. Будем замаливать свои грехи. Детей разрешили бы взять с собой, а муж мне сто лет не нужен.
– Детей не разрешат, – вздохнула Сидони. – Тем более мы с тобой плохо себя ведем…
Так ничего и не придумав, кроме того, что надо вести еще хуже, мы заснули.
Утром супруг был мрачней тучи, едва буркнув что-то в ответ на пожелание доброго утра, он уткнулся в счета, видно, пытаясь осознать, сколько мы потратили. А пусть попробует выказать недовольство, я тут же напомню, что принесла с собой такие деньги, что имею право выстилать золотом полы в комнате.
Но спорить не хотелось, я была настроена миролюбиво, готова отправиться в монастырь, только бы туда разрешили забрать моих малышек. И подальше от этого надутого индюка. Вот поразительно, как можно при совершенно одинаковой внешности быть такими разными?
– Чем вы тут занимались?
Этот вопрос, конечно, означал явное превышение суммы на скромное содержание. А кто обещал, что любые мои пожелания будут исполняться? Вдруг у меня мелькнула мысль, что это Арман дурачится. Конечно, это он таким образом пытается меня проучить. Ах, так? Ну, погоди! Я вытянулась точно ученица перед строгим учителем и бодрым голосом юного скаута доложила:
– Читали! Учились стихи декламировать! Верхом ездили! Учились танцевать…
Сидони за моей спиной уже вовсю прыскала, Шарль поднял изумленные глаза (черт, кажется, это все-таки не Арман!):
– Что?
Я продолжила спектакль:
– Танцевать… учились. Танго. Можем показать.
Я подхватила Сидони, и под мою бодрую «Кумпарситу» (еще в годы учебы я делала пародию на Мирей Матье, очень люблю эту певицу, потому получалось неплохо) мы принялись танцевать танго, причем в самом пошлом его варианте – с проходом щекой к щеке, вытянув сцепленные руки вперед. Именно в таком виде пошли прямо на герцога, которому пришлось поспешно отступить в сторону, освобождая нам пространство.
Крутой разворот, и мы снова идем на Шарля.
– Что это такое?!
Заканчивая куплет, я перевернула Сидони на руке, запрокинув головой прямо к герцогу. При этом ее рассыпавшиеся волосы ковром покрыли его ноги, а лицо оказалось как раз у … гульфика. Шарль стоял, беззвучно разевая рот, дождаться, когда он, наконец, очухается, не удалось, у нас уже дрожали от напряжения руки. Я резким движением подняла свою партнершу.