Глава охраны появился перед султаншей словно из-под земли, стоял, сложив руки на животе и склонив голову, и молча ждал указаний. Амаль очень боялась этих рослых немых людей, которые объяснялись знаками и были вездесущи.
– Али, подойди. Мне нужен Аласкар.
Али только склонил голову, Роксолана могла не сомневаться: если Аласкар в Стамбуле, то немедленно будет препровожден в тайную ком нату.
– Господин, какой-то человек просит срочно принять его. Он сказал одно слово: «Доверие». Твердит, что, услышав это слово, вы непременно позволите войти.
– Пусть пройдет в кабинет. Постарайся, чтобы никто больше не видел этого человека. – Кара-Ахмед-паша был взволнован. Если Аласкар явился в неурочный час и прямо к нему, значит, что-то очень важное.
Великий визирь сидел с бумагами, но не в кабинете, где ему казалось холодно, а в спальне. К тому же он снял обувь и разделся почти до рубашки, так дышалось легче.
Сделав знак слуге, чтобы подали халат, как был без чалмы и в простых свободных туфлях поспешил в кабинет, куда потайным ходом уже провели Аласкара.
Шпион с трудом сдержал изумление, увидев своего господина в столь затрапезном виде. Отсутствие чалмы на голове явило большую лысину, обрамленную реденькими волосами, шея в вырезе большого халата, надетого не на сто одежек, а всего лишь на рубаху, казалась непропорционально толстой по сравнению с маленькой головой, к тому же шея была слишком короткой.
Приглядевшись, Аласкар мог бы заметить еще много нелепостей, но вглядываться некогда, Кара-Ахмед с порога поинтересовался:
– В чем дело?!
Осторожный Аласкар все же дождался, пока слуги закроют двери и без слов протянул Великому визирю какой-то лист, свернутый трубочкой.
– Что, что это?
Шпион передал послание визирю и молча застыл, сложив руки на животе. Что за глупец этот Кара-Ахмед, разве можно кричать во дворце, где и у стен есть уши и глаза!
Визирь и сам понял оплошность, недовольно морщась, развернул лист и подошел ближе к светильнику. При чтении его губы слегка шевелились…
Аласкар осторожно наблюдал из-под опущенных ресниц. Смотреть было на что. Сначала визирь читал с некоторым недоумением, явно не понимая, зачем ему дали эту бумагу, потом лицо стало вытягиваться, покрылось красными пятнами, а от возмущения перехватило дыхание. Аласкар знал в чем дело, а потому с интересом ждал продолжения и расспросов.
Но расспросов не последовало, Кара-Ахмед-пашу не интересовало, как письмо попало в руки его шпиона, важнее, что именно там написано. Буквально взревев, как раненный зверь, он рванулся прочь из кабинета. Аласкар едва успел отскочить в сторону потайного входа, чтобы не быть замеченным слугами.
Визирь несся в направлении своего гарема, мало обращая внимания на недоумение слуг, с трудом уклонявшихся от туши своего хозяина.
Фатьма Султан выбирала украшения к предстоящему празднику у своей сестры Шах Хурбан. Служанки, низко кланяясь, показывали одно за другим, но супруге Великого визиря ни одно не нравилось. Были, конечно, те, что вполне подошли бы к подготовленному наряду, но надевать второй, а то и третий раз одно украшение сестра падишаха считала ниже своего достоинства.
Она злилась на супруга, с головой ушедшего в дела и забывшего, что жене, тем более, если она султанская сестра, украшения необходимо дарить каждый день! Разве стал бы Кара-Ахмед-паша Великим визирем, не будь она сестрой султана Сулеймана?!
Фатьма с трудом сдерживалась еще и потому, что не имела возможности нажаловаться на мужа брату и не рискнула бы сделать это, помня судьбу своей сестры Шах Хурбан. Шах, получив затрещину от мужа, Лютфи-паши, бывшего тогда Великим визирем, побежала за защитой к брату. В результате Лютфи-паша в изгнании в имении пишет книги по истории Османов, а Шах Хурбан соломенной вдовой сидит в своем дворце в Стамбуле. Официально они разведены, и Шах Хурбан может выйти замуж еще раз, но кто же рискнет связывать свою судьбу с султанской сестрой да еще и не первой свежести?
Но Кара-Ахмед-паша не Лютфи-паша, а Фатьма не Шах, она вполне способна приструнить мужа.
Так ничего и не выбрав, Фатьма решила завтра же дать понять супругу, что если он не желает провести остаток дней в какой-нибудь глуши, пусть лучше заботится о жене. Не успела принять такое решение, как по коридору к ее покоям послышался топот, словно несся разъяренный слон. Женщина обернулась к двери и замерла в изумлении, а служанки, пискнув, поспешили попрятаться по углам, забыв даже о возможном гневе своей хозяйки – в комнату ворвался Кара-Ахмед-паша багровый от злости, потрясая каким-то листом, зажатым в кулаке:
– Что это?!
Испугалась и Фатьма:
– Что случилось?
Визирь цыкнул на служанок, немедленно ретировавшихся их комнаты, проследил, чтобы двери закрылись, и протянул листок жене:
– Что это такое?!
– Н-не зн-наю… – с запинкой ответила женщина, не решаясь взять листок в руки, словно тот был заражен.
Кара-Ахмед-паша все же швырнул лист ей на колени:
– Посмотрите, что пишет одна ваша сестра другой!
Фатьма осторожно развернула лист, чем дальше она вчитывалась, тем больше хмурилась. Шах Хурбан делилась с Бейхан Султан, жившей по приказу Повелителя в изгнании уже много лет, своими наблюдениями по поводу старшей сестры и ее супруга. Замечания были едкими, едва ли Шах Хурбан могла высказать такое вслух… Высмеяв манеры, внешний вид и надежды Фатьмы Султан и ее мужа Кара-Ахмед-паши на будущее рядом с султаном, Шах высказывала уверенность, что Кара-Ахмед-паша с треском слетит со своего места и будет с позором изгнан из Стамбула, потому что он взяточник и глупец…
Фатьма, слышавшая от сестры только заверения в сестринской любви и дружбе и знавшая, что Шах не настолько самоуверенна, чтобы даже Бейхан написать такое, усомнилась:
– Откуда вы это взяли?
Кара-Ахмед-паша даже бегать по комнате прекратил, на мгновение замер, вспомнив, что не поинтересовался, где Аласкар раздобыл послание одной султанской сестры к другой, но тут же дернул плечом:
– Неважно.
Аласкар не ошибается, если раздобыл, то хитростью. А вопрос супруги разозлил визиря еще сильней. Вместо того чтобы думать, как приструнить сестру, она задает глупые вопросы!
– Если я еще раз услышу имя этой змеи в своем доме или узнаю, что вы с ней общаетесь…
Продолжать не требовалось, сжатые кулаки Кара-Ахмед-паши лучше слов объяснили его супруге, что он предпочтет изгнание, как Лютфи-паша, но перед тем основательно изуродует лицо Фатьмы Султан.
Глядя на дверь, с грохотом закрывшуюся за Кара-Ахмедом-пашой, Фатьма Султан хлюпнула носом, подумав, что намеченного праздника явно не будет.
Что-то здесь не так, Шах Хурбан не столь ехидна и смела, чтобы писать о них с визирем гадости Бейхан Султан. Поднесла листок ближе к светильнику, присмотрелась. Нет, ничего, печать Шах… Рука, конечно, секретаря, сестра Повелителя не станет писать сама, это только ничтожная Хуррем собственноручно водит каламом по листу, словно рабыня какая-то! Для такой работы есть секретари. Фатьма даже не задумывалась, что едва ли сама смогла бы написать что-то, она не брала калама в руки со времен своей учебы. Вот еще!