Пятьсот девятый не знал, сколько часов или минут это длилось, — ему показалось, что неподвижные руки Вебера вдруг вытянулись. Потом его глаза перестали быть глазами, они превратились в студенистую массу. Пятьсот девятый еще какое-то время сидел молча. Потом он осторожно оперся одной рукой впереди себя, чтобы придвинуться поближе. Прежде чем сдаться, он должен был почувствовать себя абсолютно уверенным. Только в голове он еще ощущал ясность; тело было уже невесомым и, одновременно вобрав в себя всю массу земли, уже почти не подчинялось ему, не хватало сил хоть чуть-чуть продвинуть свое тело.
Пятьсот девятый наклонился вперед, поднял палец и ткнул им в глаза Веберу. Никакой реакции. Вебер был мертв. Пятьсот девятый хотел выпрямиться, но теперь уже и этого не мог сделать. Наклон вперед вызвал то, чего он боялся. Словно из земных недр, из глубин его организма что-то вырвалось и потекло. Кровь струилась легко и безболезненно. Она текла по голове Вебера. Казалось, что кровь вытекала из всего тела обратно в землю, из которой снова поднималась, уже как шуршащий фонтан. Пятьсот девятый не пытался остановить кровь. Руки его обмякли. В тумане ему привиделась исполинская фигура Агасфера перед бараком. «Значит, он все же не…» — подумалось ему еще; потом земля, его опора, превратилась в болото, которое его и поглотило…
Пятьсот девятого обнаружили лишь час спустя. Его начали искать, когда улеглось всеобщее возбуждение. В конце концов Бухеру пришла мысль еще раз поискать возле барака. Там его и нашли, за грудой трупов.
Бухер увидел, как подошел Левинский с Вернером.
— Пятьсот девятый умер, — сказал он. — Застрелен. Вебер тоже. Оба там лежат вместе.
— Застрелен? Разве он был снаружи?
— Да. В то время он был снаружи.
— Револьвер был при нем?
— Да.
— А Вебер тоже мертв? Значит, Вебера застрелил он, — сказал Левинский.
Они приподняли его и положили прямо. Потом перевернули Вебера.
— Да, — воскликнул Вернер. — Похоже на то. Он получил две пули в спину.
Вернер осмотрелся вокруг и увидел револьвер.
— Вот он. — Вернер поднял оружие с земли. — Пустой. Пятьсот девятый стрелял из него.
— Надо его отсюда унести, — проговорил Бухер.
— Куда? Везде полно мертвецов. Больше семидесяти сгорело. Более ста ранено. Оставьте его здесь, пока не освободится место. — Вернер посмотрел на Бухера отсутствующим взглядом.
— Ты что-нибудь понимаешь в автомобилях?
— Нет.
— Нам нужен… — Вернер осекся. — О чем я тут говорю? Вы же из Малого лагеря. Нам еще нужны люди для грузовиков. Пошли, Левинский!
— Да. Чертовски жалко его.
— Ты прав…
Они пошли обратно. Левинский еще раз оглянулся. Затем пошел за Вернером. Бухер остался. Утро выдалось серым. Продолжали гореть остатки барака. «Сгорело семьдесят человек. Если бы не Пятьсот девятый, их было бы больше», — подумал он.
Он еще долго стоял на месте. Тепло от тлеющего барака было, как противоестественное лето. Бухера обдувало теплом; он ощущал его и снова забывал. Пятьсот девятый был мертв. Ему показалось, погибло не семьдесят, а несколько сот.
Старосты быстро взяли лагерь в свои руки. В обед уже заработала кухня. Узники с оружием контролировали лагерные входы на случай возвращения эсэсовцев. Был создан и уже приступил к работе комитет из представителей всех бараков, образована группа, которой поручили в кратчайшие сроки реквизировать продукты в округе.
— Я вас подменю, — сказал кто-то Бергеру. Бергер поднял взгляд. Он настолько устал, что ничего не соображал.
— Укол, — проговорил он, протянув руку. — Иначе я свалюсь. Я совсем плохо вижу.
— Я выспался, — ответил ему кто-то. — И теперь вас сменю.
— У нас почти нет больше обезболивающих средств. Нам они срочно нужны. Люди из города еще не вернулись? Мы их отправили по госпиталям.
Профессор Свобода из Брюнна, узник чешского отделения, видел, что происходит. Вконец измотанный автомат механически продолжал работу.
— Вы сейчас должны пойти спать, — громко проговорил он.
Воспаленные глаза Бергера блестели.
— Да-а, — проговорил он и снова склонился над обгоревшим телом.
Свобода взял его за руку.
— Спать! Я вас сменю! Вы должны поспать!
— Спать?
— Да, спать.
— Хорошо, хорошо. Барак… — Бергер на мгновение очнулся. — Барак сгорел…
— Идите на вещевой склад. Там для нас подготовили несколько кроватей. Отправляйтесь туда. А через несколько часов я вас разбужу.
— Часов? Если я прилягу, то уже не проснусь. Мне еще надо… свой барак… мне надо его…
— Пошли! — решительно произнес Свобода. — Вы достаточно поработали.
Он махнул ассистенту.
— Отведите его на вещевой склад. Там есть несколько кроватей для врачей.
Он взял Бергера за руку и повернул его.
— Пятьсот девятый… — проговорил Бергер словно в забытьи.
— Да, да, — ответил ему ничего не понимавший Свобода. — Конечно, Пятьсот девятый. Все будет в порядке.
У Бергера забрали белый халат и вывели из помещения. Свежий воздух подействовал на него, как мощная волна. Его качнуло, но он устоял. Однако волна продолжала его мотать.
— Бог мой, а я ведь оперировал, — воскликнул он. Бергер измерил своего ассистента пристальным взглядом.
— Естественно, — ответил тот. — Кто же еще?
— Я оперировал, — повторил Бергер.
— Ну, разумеется. Сначала ты сделал перевязку, намазал маслом и еще чем-то, а потом сразу взялся работать скальпелем. Тебе сделали два укола и дали четыре чашки какао. Ты им здорово пригодился. Во время штурма!
— Какао?
— Да. Все это парни берегли для себя. Какао, масло и еще Бог знает что!
— Оперировал. Действительно оперировал, — шептал Бергер.
— Еще как! Я бы не поверил, если бы не увидел собственными глазами. При твоем-то весе. Но сейчас тебе надо несколько часов отдохнуть. Ты получишь настоящую постель. От шарфюрера! Шикарную! Пошли.
— А я думал…
— Что?
— Я думал, что уже больше не смогу…
Бергер посмотрел на свои руки. Он перевернул ладони и опустил их.
— Да-да… — прошептал он. — Спать.
День выдался серым. Возбуждение нарастало. Бараки гудели, как улей. Это было особое время неопределенности, невостребованной свободы, когда воздух переполнялся надеждами, слухами и щемящим темным страхом. Ведь в любой момент могли вернуться СС или организованные отряды гитлерюгенд. Хотя найденное на складе оружие было роздано узникам, но с появлением оснащенных рот могли произойти тяжелые бои, с помощью артиллерии лагерь вообще сровняли бы с землей.