— Немного лучше, кажется. Да. — Скай кивнул в сторону соседней койки. — А Джанкарло?
Жаклин пожала плечами.
— Для него найти другую палату. Он здесь плохо спал. Постоянно пытаться выбраться из постели.
Скай прекрасно понял, что она имеет в виду.
— В общем, видимо, мне повезло, что он не мог подняться, — рассмеялся юноша.
Он пытался пробудить в ней хоть тень чувства юмора. Безуспешно, как оказалось. Жаклин лишь вскинула голову, так что длинные черные волосы упали назад.
— Так ты скоро вернешься домой?
— В Англию? Пока что не собираюсь.
— Почему?
— Сперва мне нужно еще кое-что сделать.
Девушка шагнула к нему и спросила, понизив голос:
— Кое-что. Не связано ли это Jour des Morts?
Молчанием Скай подтвердил ее догадку.
— Ты не должен отправляться туда, на охоту! — воскликнула она.
— А ты идешь?
Жаклин кивнула.
— Я должна. Это единственная в году ночь, когда можно стать настоящим маццери. Когда можно научиться охотиться в одиночку.
— Я должен там быть по той же самой причине. Мне нужно…
Она яростно прервала Ская.
— Это наши традиции! Не твои, англичанин! И они вымирают! Я и еще некоторые, мы пытаемся сохранить их. Все хорошее, что в них есть.
— Вендетту?
— Нет! Вендетта была похоронена — до тех пор, пока не приехал ты и не возродил ее! Если ты теперь уедешь и никогда не вернешься, она закончится.
— Нет, не закончится. Она просто будет отложена на время, отсрочена до другого поколения. — Голос Ская звучал так же твердо, как и ее. — Моя бабушка сравнивает месть с костром, который еле тлеет, но ждет, когда к нему поднесут трут и искру, чтобы снова разжечь пламя. Однажды оно вновь загорится. При твоих детях, при моих.
— Ты не можешь знать наверняка, — возразила, покусывая губы, Жаклин.
— Могу. — Скай содрогнулся. — Поверь мне: я знаю все о тех тайнах, что дремлют в крови.
— Но если предположить, что ты уедешь отсюда? Ничего не расскажешь детям? Никогда не вернешься на Корсику?
Скай заколебался. Его дедушка попытался так поступить, спрятав сына в Англии, но добился только того, что Скай появился в Сартене и затухший было костер снова запылал.
Жаклин восприняла его замешательство по-своему.
— Вот. Мы согласны. Все кончено.
Она протянула руку. Скай посмотрел на нее.
— Ты считаешь, это так просто? Пятьсот лет взаимной ненависти заканчиваются рукопожатием?
— Неужели мы не можем действительно просто прервать вендетту? Здесь и сейчас? — Она пристально посмотрела в глаза Скаю, настойчиво протягивая руку. — Попробуем?
— Я уеду, — бросил Скай и пропустил мимо ушей ее восторженный крик. — При одном условии.
— Каком же?
— Я уеду после Дня мертвых. Я буду охотиться в эту ночь и узнаю то, что мне нужно. А ты подождешь — в этот раз. Узнаешь то, что нужно тебе, на будущий год.
Очень долго Жаклин смотрела на него не отрываясь; рука ее медленно опускалась. Наконец она произнесла:
— Бабушке очень много лет. Она может не протянуть до следующего Jour des Morts. Так что придется подождать тебе.
Скай также опустил руку. Перед глазами, наложившись на другое лицо, предстало лицо Кристин.
— Я не могу ждать.
Жаклин пожала плечами.
— И я не могу.
Она поднялась, подошла к двери и обернулась.
— И запомни вот что, мальчик из Англии. Я корсиканка. Не какая-то там полукровка! Я уже охотилась прежде, и много раз. Поэтому выбор там будет очень простой — кто из нас умрет. И выбор этот совершится в моем мире, не твоем. В моем!
Она произнесла эти слова чуть ли не с печалью в голосе, но так решительно, что Скай вздрогнул. Затем девушка прошагала к койке кузена, взяла чемодан, куртку и вышла из палаты.
Скай повалился на кровать и снова уставился в потолок.
«Быть может, она и права, — думал он. — Если бы я сейчас уехал и никогда не возвращался…»
Он закрыл глаза. Нет, отъезд не поможет. Для начала: как отпустить Паскалин одну в долину призрачных охотников — навстречу Эмилии и ее посвященной внучке? Сам он также не может уйти, не приняв посвящения. Скай был уверен, что оно каким-то образом станет ключом к освобождению Кристин. И это вторая сторона руны Кеназ — факела во тьме.
Рунный рисунок! Он снова предстал перед мысленным взором Ская. Беркана, искупление. Руна, которая приведет его к последнему символу расклада — руне Наутиз — и к тому могуществу, в коем он нуждается.
И еще Скай понял, что Жаклин ошибалась: в долине смерти перед ними встанет не один выбор. Будет и другой.
Он громко произнес:
— Тца!
Бабушка разбудила Ская до рассвета, когда сон еще не полностью покинул его взбудораженный мозг.
— Завтрак! — возвестила она, поставила на стол стакан воды и затем вновь скрылась в своей комнате.
Скай посмотрел на стол и вздрогнул, но не только от холода — а было нежарко, — но и оттого, что означал этот стакан. В Jour des Morts многие предпочитают поститься — с восхода солнца и до заката ничего не едят и пьют только воду. Но у готовящегося к посвящению выбора нет. Если, конечно, он хочет приобщиться к тайнам умерших предков.
«А хочу ли я?» — задумался Скай.
Когда он выпьет воду, пути назад не будет, он вверит свою судьбу в бабушкины руки.
Юноша неуверенно взялся за стакан. Хотя после операции прошло уже больше трех недель, он все еще удивлялся порой пурпурному цвету кожи со следами желтой антибактериальной мази. Врачи были удовлетворены результатом — пересадка прошла успешно, рука больше не чесалась, хотя еще через неделю после того, как сняли повязку, зудело так, будто под кожей завелась целая колония муравьев. Тем не менее он пока еще не привык полностью к новым ощущениям.
— Готов? — окликнула его бабушка из своей комнаты.
— Да не совсем, — отозвался Скай, но все же схватил стакан, поднес к губам и сделал глоток.
День мертвых начался.
Скай встал и быстро переоделся в ту же одежду, что была на нем в ночь первой охоты, — так велела Паскалин: в черную футболку, черные джинсы, носки, кроссовки.
Она появилась из спальни, также одетая во все черное, и довольно долго бабушка и внук стояли и просто глядели друг на друга. Все три недели, прошедшие со дня выписки из больницы, они носили самые обычные наряды, приличествующие началу осени. Паскалин выполнила обещание: они вдвоем объехали весь остров, останавливаясь на ночлег в маленьких гостиницах, и вернулись лишь накануне вечером. За все это время они словом не обмолвились ни о Дне мертвых, ни о Фарсезе.