— Много, княже, много, — ответил Зверев. — Почитай, на триста верст черту засечную на юг сдвинул. От Рязани и Тулы до самого сердца Дикого поля, от Оки и аж до Северного Донца. [5]
— А как друг твой, Михайло Воротынский? Цел ли? Живым ли из сечи вышел?
— Не беспокойся, Бог милостив к храбрым, — кивнул Зверев. — Ни одной царапины нет на воеводе.
— Славно, — перекрестился князь. — Имя сего славного витязя даже здесь многих в дрожь бросает.
— Это потому, что они еще не знают про опричного воеводу князя Дмитрия Хворостинина, — злорадно усмехнулся Андрей. — Он тоже един десяти стоит. Именно он сечу при Молодях и начинал, с горсткой детей боярских на орду несчитанную кинувшись. Он себя еще покажет. От одного взгляда нехристи драпать будут.
— Хворостинины — это отрасль князей Ярославских? — прищурившись, моментально сориентировался князь Друцкий. — Которые от Михаила Васильевича Хворостина род ведут? Если отец князя Дмитрия Иван, так мы с ним по матери родичи совсем близкие выходим, он мне вроде как внучатый племянник! Славно, славно. А князь Салтыков как, здоров ли?
— В Москве при пожаре угорел, — перекрестился князь Сакульский.
— Жаль, — вздохнул Юрий Семенович. — А я как раз грамотку ему отписать собирался… Царствие ему небесное… А Шереметевы ныне не в опале?
Князю Друцкому пришлось пересказывать все события последних лет довольно долго и подробно — несмотря на то что о многом дядюшка и так откуда-то хорошо знал. Пересказывать в мелочах: кто где погиб или возвысился, на кого наложили опалу, кого одарили поместьями, кто на ком женился, кого куда выдали замуж, кто вывел своих сыновей в новики и как отозвался на это Иоанн Васильевич. Причем, когда Зверев признавался, что не в курсе семейных праздников каких-то дальних родственников или не способен точно указать, к какой ветви одной и той же фамилии относится опальный боярин, — Юрий Семенович проявлял хорошо различимое неудовольствие — пусть и не выказываемое вслух. Расспросы продлились до сумерек. То есть не только до ужина, но и позднее, после чего дядюшка в задумчивости удалился, а Андрей оказался вымотан настолько, что даже не догадался в свою очередь расспросить князя Друцкого о его собственных семейных делах.
В покое и тишине Зверев просидел всего несколько минут. Не успел он допить и одного бокала, как под навесом появилась Пребрана, накинувшая на плечи пушистый и белоснежный пуховый платок. Она неуверенно задержалась у края стола, потом бесшумно, словно скользя над полом, дошла до отца, осторожно присела на самый краешек скамьи, опустив взгляд к столешнице. Прошептала:
— Карл сказывает, коли венчаться станем, я веру свою должна сменить.
— Вот как? — Андрей ощутил, как его губы расползаются в невольную улыбку. — И это все, что тебя волнует?
— Но ведь от веры православной отречься надобно! — недоуменно вскинула голову девушка.
— Я думал, ты кричать станешь: нелюб он мне! Страшен, противен! Не хочу, не буду! Лучше в монастырь! — откинувшись на столб за спиной, допил вино князь. — А ты сказываешь токмо, что с обрядом венчания нелады. Остальное все, стало быть, по душе?
Пребрана зарделась и снова потупила взгляд. Андрей вздохнул:
— Верует ли жених твой в Господа нашего, Иисуса Христа?
— Верует, — согласилась девушка. — Токмо они ведь схизматики. Католики то есть. Крестятся они неправильно.
— Тебя тревожит, что твой жених неправильно крестится? — вернул кубок на стол князь Сакульский. — Это так опасно?
— Странные ты речи ведешь, батюшка, — покосилась на него Пребрана. — Ровно и разницы меж верами нашими нет никакой.
— Есть! — немедленно согласился Зверев. — Только не помню, какая… Не подскажешь?
— Filioque, [6] — со странным акцентом тут же ответила дочь. — Вопреки постановлениям Второго и Третьего Вселенского Соборов католики ввели в восьмой член Символа Веры добавление об исхождении Духа Святого не только от Отца, но и от Сына.
— Ох ты ж ёкарный бабай, — аж крякнул от резанувшей ухо казенщины Андрей. Где она этого только нахваталась? — Ох уж эти еретики! То есть теперь Господу нашему Иисусу Христу они больше не молятся?
— Молятся. Но они сказывают, что благодать Божья не токмо от Бога-Отца, но и от Бога-Сына исходит.
Похоже, получившая в детстве хорошее монастырское образование Полина не преминула поделиться знанием с детьми.
— Ужас, — притворно охнул князь Сакульский. — Они оскорбили Иисуса?
— Наоборот, — загорячилась девушка, — они возвысили его до Бога-Отца!
— А разве Бог не триедин?
— Но благодать-то, дух святой даруется токмо Богом-Отцом, но не земным воплощением!
— Земное воплощение — это Иисус? — уточнил Андрей. — И значит, ему молиться не след?
— Иисус это тоже Бог, он искупление за грехи наши на себя принял! Как же ты этого не понимаешь?!
— Во многом знанье многие печали, — пожал плечами князь. — Если хочешь найти различия, то ты их обязательно найдешь. Если бы мне довелось вести своих холопов на штурм этого городка, то поверь, милая, я привел бы им куда больше доводов о различиях наших вер, нежели ты способна придумать. Если же мне пришлось бы оборонять его вместе с грандом Игулада-де-Кералем, я бы просто сказал, что мы помогаем нашим братьям-христианам. Было бы желание — а нужный ответ всегда можно обосновать легко и быстро. Поэтому, милая, давай вернемся к самому началу. Возможно, между поклонением Господу нашему Иисусу Христу и Господу нашему Иисусу Христу есть настолько страшная и непреодолимая катастрофа, бездонная пропасть, что ее и вправду невозможно преодолеть. Скажи мне, доченька, ты действительно хочешь добыть истину и ужаснуться этой разнице? Или, может статься, они просто крестятся неправильно, да и все?
— Но ведь это будет обман… — шепотом сказала Пребрана.
— Кого? Надеюсь, ты не думаешь, что можно обмануть Бога? Что для Бога правильное движение руки важнее искренности твоих молитв или праведности твоих поступков? Насколько я помню, среди его заветов есть «не убий, не укради, не прелюбодействуй», но нет ничего о форме крестов, высоте шпилей или количестве пальцев для правильного знамения… Хотя, конечно, если кто-то, кого я еще не видел, страшен, как болотный леший, и вызывает у тебя отвращение — мы можем обсудить важность этих тонкостей в богослужениях.