Не оглядываясь на Игара, Черноухий проследовал навстречу обещанному наслаждению; свита протопала следом, и Игар выдохнул сквозь сжатые зубы. До крови исцарапанная кожа жгла немилосердно.
Старуха вернулась через несколько минут; с ней явилась девочка лет семи, серьезная, с ленточкой в длинных густых волосах.
— Нашли тебе, — старуха многозначительно усмехнулась. — Вот, она кивнула на девочку, — проведет тебя. Монетку ей дашь потом… Ступай.
Корабельная цепь, пришитая к подолу старухиной юбки, тускло звякнула, коснувшись дверного косяка.
Над этой дверью страстно стонала раковина; следуя за девочкой, Игар поднялся по винтовой лестнице, дождался, пока провожатая шепотом перемолвится с кем-то в темном коридоре, проследовал за ней через душную комнату, где из круглой кадки с водой торчали две всклокоченные головы, через длинный винтообразный переход с окошками в потолке, через еще один коридор — и остановился перед закрытой дверью.
Девочка протянула ладошку:
— Плати.
— А где она? — напряженно спросил Игар.
Девочка кивнула на дверь:
— Там она… Плати.
Игар секунду колебался; потом посмотрел на серьезное, осунувшееся лицо и положил на ладонь монетку:
— Спасибо… Что привела…
Не говоря ни слова, девочка исчезла в конце коридора.
Игар постоял, пытаясь выловить внутри себя хоть какое-то чувство, уместное в отношении Тиар; чувства путались. Мешала, маяча перед глазами, десятилетняя девочка на пороге сельского дома; Игар плюнул наконец и изгнал все мысли вообще. Постучал в дверь, не получил ответа и вошел.
Глаза его давно привыкли к полумраку, но здесь, в комнате, царила и вовсе темнота; прямо у двери стояла наполовину свернутая ширма, и прежде, чем разглядеть что-либо, Игар услышал голос:
— …а лучше комариная травка. Жабье ушко тоже неплохо — но от комариной полностью все отшибает, хоть их пятнадцать подряд, хоть шестнадцать… Полстакана выпить, остальным рабочее место смазать — и ничего не чуешь, хоть целую галеру принимай по очереди…
Говорила женщина, сидящая на полу перед единственной в комнате свечкой; еще две — одна бритая наголо, другая с детской косой на плече — грызли один на двоих рогатый пряник. Привалившись к стенам, стояли свернутые ширмы; пол покрыт был сплошным тюфяком. Подсвечник — Игар разинул рот — изображал мужскую гордость в пике вожделения, и оттого вправленная в него горящая свеча приобретала вид странный и двусмысленный; тут же валялся забытый, надкушенный кем-то помидор.
Все это остолбеневший Игар успел рассмотреть в то время, пока обитательницы комнаты, одетые в одинаковые тесные платьица, молча разглядывали его; потом, наконец, бритая повернула голову к той, что рассуждала о травах:
— Хватает полстакана-то?..
Обладательница косы хмыкнула:
— А мне не надо… Никогда так не делала. Одной страсти хватало…
Бритая окинула ее ледяным взглядом:
— Это тебе на пятерых подряд одной страсти хватит… А когда их будет двадцать, как у меня вчера… тогда побежишь. За травками к Напилке…
— Кто из вас Тиар? — спросил Игар, к которому одновременно с даром речи явились раздражение и ярость.
Обладательница косы захлопала девчоночьими ресницами:
— А? Кто?
Игар шагнул вперед, будто собираясь схватить бритую за воротник:
— Кто из вас Тиар с ромбом на спине?!
— Страстный, — удивленно сказала бритоголовая.
Та, что рассуждала о травах, неспешно поднялась. Повернулась к Игару спиной; ловким привычным движением задрала платье, под которым, оказывается, не было ничего:
— Этот? Ромб, то есть?
Бритая услужливо поднесла свечку; в свете деревянного фаллоса Игар увидел сначала следы розог на округлых ягодицах и уже потом — четыре крупных, каких-то размытых родинки, располагающихся ромбом. Прямо под правой лопаткой.
Зависло молчание; обладательница косы с хрустом доедала пряник.
— Это не пятно, — сказал наконец Игар. — Это не родимое пятно… Это… так…
Носительница ромба удивленно вывернула голову, пытаясь увидеть происходящее сзади:
— А что это, по-твоему? Меня не один ты так искал… Был один парень, вроде пират, так тоже просил всегда: «Мне ту, что с ромбом»…
Она опустила платье. Тряхнула волосами; усмехнулась — как-то даже мило и кокетливо:
— А тебя вот… погоди-погоди. Вроде помню… Точно помню!.. Весной приходил… точно?
— Как тебя зовут?
Она неспешно вернулась на свое место; уселась на тюфяк, подобрала помидор, смачно откусила. Обладательница косы подбирала пальчиком оставшиеся на тюфяке пряничные крошки.
— Зачем тебе? — спросила та, что с ромбом; подбородок ее был залит помидорным соком.
— Некоторые хотят имя, — задумчиво сообщила бритоголовая. — Им так больше нравится…
— Как тебя зовут? — повторил Игар. — Имя?
Его собеседница заглотнула остаток помидора. Пожала плечами:
— Ты вроде эту… Тиар искал?
Игар понял свою ошибку. Он не должен был называть имя первым; вот если бы его назвала женщина с ромбом… Ведь это точно ромб, ромб под правой лопаткой, а родинки или родимое пятно… Может быть, он неправильно понял…
— Ты Тиар? — спросил он, глядя ей в глаза.
Она усмехнулась:
— Может быть… А что?
Дверь за его спиной распахнулась; обладательница косы и бритоголовая встали. Вошедшие были трое матросов — вернее, двое матросов и юнга, потому что мальчику было не больше четырнадцати.
Приключилась суета; ширмы, до того стоявшие у стен, с необыкновенной скоростью были развернуты и расставлены, и на их полотняных боках обнаружились картинки, от которых у Игара свело челюсти. Загорелись еще несколько свечей в точно таких же специальных подсвечниках, в комнате стало светлее, и Игар увидел лицо мальчика-юнги. Тот круглыми глазами смотрел на ширмы и на девиц, в то время как один из его товарищей уже деловито ощупывал бритоголовую, а другой командовал обладательницей ромба, которая споро сметала с тюфяка крошки.
— Это моя, — сказал Игар. Все лица обратились к нему; обладательница ромба усмехнулась матросам:
— Минуточку, дорогуши… Один пусть подождет. Нас трое — вас теперь четверо…
— Пусть он и подождет, — один из матросов, кривоногий и широкоплечий, недобро уставился на Игара.
— Я подожду, — вмешался мальчик; Игар понял, что больше всего на свете парнишке сейчас хочется сбежать. Оказаться далеко-далеко, пусть даже на собственно унылом суденышке, где работа с утра до вечера, качает, дует и палит, где его лупят все кому не лень за вину и без вины…