Я полез в карман и выложил на покрытый жиром стол пригоршню крупных серебряных монет.
Старикашка посмотрел на серебро, потом на меня; белые брови помедлили и вернулись на место, зато уголки безгубого рта жестко, иронично приподнялись:
— Это ваша цена за камень?
— Это моя цена за рассказ, — сказал я в тон ему, холодно. — Камень не стоит и половины этих денег… Вы правы, почтенный, на скупщика я не похож и ремеслом таким сроду не баловался. А сказки ваши, как вы изволили выразиться, я готов оплатить — при условии, что хотя бы половина рассказанного окажется правдой… Итак, откуда у вас эта… штучка?
Некоторое время старикашка смотрел мне в зрачки. На третьей минуте этого взгляда я счел возможным добавить денег в поблескивающую на столе горку.
— Атропка! — прозвал старикашка, почти не повышая голоса. За его спиной, в дверях, сейчас же возник плечистый детина — на полголовы выше меня и вдвое шире.
— Атропка, — старик прищурился. — Тут господинчик изволит шутки шутить со старым Прорвой, так ты, будь любезен…
Я не поверил своим ушам. Старикашка, заботливо подбирающий кем-то оброненную веревочку — и отказывается от полновесной горки серебра?!
— Пожалуйте вон, господин, — прогудел Атропка. Голос у него был под стать фигуре. А может быть, он специально басил — дополнительной угрозы ради.
— Право же, — сказал я ласково. — Право же, не понимаю. Кулончик беру, но должен же я быть уверен, что камушек не краденый?
Старичок смотрел не просто насмешливо — презрительно. Атропка оказался у меня прямо за спиной:
— А пожалуйте…
Я ждал, когда он меня коснется. Р-раз! — заскорузлая рука непочтительно ухватила меня за локоть; два — вместо плечистого детины на пол грянулся толстый, неприлично желтобрюхий змей. Крупный, но неядовитый.
— А-а-аа…
Некоторое время Атропка извивался на досках, тщетно пытаясь понять, каким образом надо ползти. Потом дело заладилось — тускло посверкивая чешуей, бывший плечистый молодец зазмеился по направлению к двери. Я перевел взгляд на старикашку.
Лицо его, и без того темное, налилось дурной кровью и сделалось как уголь. Одна белая брось взлетела вверх, другая опустилась, полностью скрывая глаз; я испугался, что строптивого деда хватит удар.
— …Так что, почтеннейший, я к вам по-доброму, а вы, стало быть, дуболомов своих вызываете… Так откуда у вас камушек?
— Мелко размениваетесь, господин маг, — сказал старикашка, и брови его сошлись в один мохнатый островок. — В старину колдуны сами к людям не хаживали, прислужников высылали… Мой это камень, не украл, не купил. Мой… А парня назад оберните, ему еще сегодня с кузнецом толковать, который работу нам испортил, а деньги не…
Голубоватая коленчатая молния, слабенькая, но очень красивая, ударила в столешницу прямо перед старикашкой. Запахло паленым; дед отшатнулся, не забыв, впрочем, спрятать в кулаке кулон. Я чувствовал все нарастающее раздражение: вместо того, чтобы споро и эффективно вытянуть из старикашки такие нужные для меня сведения, я все глубже ввязывался в какой-то сомнительный балаган. Змеи, молнии…
— Да, мелок колдун пошел, — сообщил старикашка сквозь зубы. — Мелок и суетлив, даром что глаза разные. Отец мой колдуну служил — так тот был-таки колдун, не сомневайтесь. Да чтобы он сам в корчму пришел, чтобы перед мужиком молнии метал?!
Не говоря ни слова, я полез за пояс. Вытащил футляр; глиняный уродец оказался очень холодным на ощупь. Холодным и шероховатым; левой рукой я ухватил муляж поперек туловища, правой взялся за непропорционально большую голову. «При первом прикосновении к затылку муляжа включается режим обвинения…»
Я посмотрел старику в глаза.
Если бы он ухмыльнулся, играя бровями, или что-то еще сказал — глиняная голова отделилась бы от туловища, не дожидаясь оглашения приговора. Потом — уже через минуту — мне было горько и стыдно вспоминать о приступе бешенства, захлестнувшем меня в это мгновение.
Но старик ничего не сказал. Маловероятно, что он знал, для чего служит глиняная статуэтка — скорее всего, просто правильно прочел выражение моих глаз.
Минута прошла в молчании; а потом я опомнился. Оторвал взгляд от лица старикашки, приобретшего теперь уже грязно-лимонный оттенок; посмотрел на свои руки с зажатой в них фигуркой. Подчеркнуто неторопливо — изо всех сил стараясь избежать суеты! — спрятал статуэтку обратно в футляр.
«В практике этого заклинания был случай, когда человека покарали насмерть за пролитый кофе… Названная вина должна в точности соответствовать действительной провинности, в случае ложного обвинения заклинание рикошетом бьет по карающему…»
Еще секунда — и глиняный болван закончился бы. И закончилась бы моя власть. На ровном месте. А этот… этот упрямец…
Случайность?
Пролитый кофе?
— Ладно, — тихо сказал старик. — Слушайте.
* * *
«Вы наследственный маг, и ваш сын превосходит вас степенью. Поздравляем от всей души! Но если вы хотите, чтобы ваши отношения с ребенком складывались нормально, обратите внимания на наши рекомендации.
Первое. Никогда не допускайте прямого магического противостояния! Вы проиграете ребенку, и для него и для вас это может иметь трагические последствия. Ваш отцовский авторитет должен держаться на ценностях, не имеющих отношения к магии.
Второе. Не мешайте ему играть, пока игры его носят невинный характер. Пока он превращает соседских кур в грифонов и павлинов — молчите, пусть резвится… Как только он захочет превратить ваш нос в морковку — выпорите его. В отношениях с маленьким магом розга подчас — незаменимый инструмент.
Третье. Учите его наукам, искусствам, благородным ремеслам. Пусть будет занят делом с утра и до вечера. Не мешайте ему издеваться над учителями — те сами обязаны поддерживать свой авторитет.
Четвертое. Не скрывайте от него, что его магическая степень выше вашей. Сообщите ему об этом спокойно и просто».
* * *
Через полчаса я остановился перед аптекой на углу и заглянул в металлическое зеркальце у входа. Вид у меня был еще тот: синий глаз потускнел и будто подернулся пленкой, зато желтый горел ненасытно и хищно. Не приходилось удивляться, отчего это прохожие так и шарахаются в стороны, отчего молодой и тощий стражник, встреченный при выходе с постоялого двора, с тех самых пор следует за мной неотрывно. Кстати, вот его озабоченное лицо отразилось в зеркале за моей спиной…
Я резко развернулся:
— Честный страж желает видеть мои документы?
Честный страж был бледен, но решителен. Я предъявил ему членский билет Клуба Кары с уплаченными взносами; бегло просмотрев бумагу, юнец сглотнул и поклонился:
— Прошу прощения за беспокойство, господин зи Табор… Служба.