— Извините, — я действительно смутился. — Госпожа Ора зи Шанталья… Я принимаю ваше предложение. Жду вас сегодня, только не в клубе, а в гостинице «Северная Столица», номер двести шесть, в половине восьмого вечера… Вы не пойдете, надеюсь, на попятный?
Наблюдать за ее лицом было — одно удовольствие.
Я даже испытал разочарование, когда она наконец совладала с чувствами, проглотила слюну и коротко кивнула.
* * *
«О побратимах-посовниках, могучих, как ураган, легенду послушайте. Были два друга, и поклялись друг другу совой, и была у них одна сова на двоих; слилась их сила и возросла стократ, и вместе творили они дела неслыханные и невиданные в наши дни — такие дела, о которых и в песне не стыдно пропеть… Одни посовник хотел, чтобы люди жили в мире, чтобы все были как равные камни на морском берегу, от короля до последнего землепашца… А другой посовник не согласен был и научил людей желать для себя лучшего. Тут бы и хорошо, но завистливы люди, рознь меж ними завелась, а где рознь, там и кровь… Увидел старший посовник, что его брат натворил, схватил вилы, которыми сено кидают, и поддел посовника своего на вилы… Так клятва посовничества нарушена была, и отмстила страшно — говорят, что и по сей день пьяница, в полнолуние из корчмы возвращаясь, ежели в колодец заглянет — на дне увидит застывшие тени их, как один поддел на вилы другого…»
* * *
Днем мне удалось немного поспать. Часа в четыре я вышел из гостиницы и, не снимая личины, отправился в ремесленные кварталы.
Гончары работали прямо на улице; некоторое время я поболтался по рядам, любопытствуя, спрашивая цены и придирчиво перебирая готовый товар. Потом мне приглянулся кувшин — обыкновенный кувшин с узким горлышком; громко, чтобы слышала вся улица, я договорился с мастером, что именно сейчас мне сделают точно такой же, но в полтора раза меньше и без ручки.
Подмастерье, смышленый парнишка лет пятнадцати, молча удивился прихоти богатого толстяка — однако за работу взялся без лишних слов. Каморка подмастерья помещалась в глубине двора, за высокой стенкой-плетнем. Я пожелал своими глазами наблюдать, как будет делаться мой кувшин; парню это не понравилось, но мастер получил монетку, и подмастерье смирился.
Я дождался, пока парень замесит глину.
Потом тихонько окликнул его — и поймал его глаза.
Ввести подростка в состояние покорности — не очень простая, но и не очень сложная задача. Дети подчиняются хуже, взрослые — лучше; руки у парня были что надо, и глаз наметан, и уже через полчаса на подносе передо мной была уродливая фигурка из глины — почти точная копия муляжа Кары.
Обжигать уродца пришлось в общей печи — я постарался, чтобы все, присутствовавшие в мастерской, видели на ее месте маленький кувшин без ручки. Наконец, работа была закончена; я оставил парня с серебряной монетой в кармане и в полной уверенности, что кувшин получился на славу.
День заканчивался; мне пришлось поспешить, чтобы застать кожевенников за работой. К счастью, среди готовых мешков и кошельков обнаружился один, очень похожий на футляр от моего муляжа. Я расплатился.
Часы на городской башне пробили семь. Следовало торопиться — через полчаса прибудет гостья.
* * *
Ора пришла минута в минуту. По очереди просигналили мои защитные заклинания; убедившись, что за дверью стоит действительно нужная мне визитерша, я отодвинул засов.
— Прошу прощения за некоторую скромность обстановки… Живу под личиной — в противном случае мне проходу не дали бы просители…
Она была бледна и сосредоточена. И благоухала нежным парфумом, чего в прежние наши встречи я за ней не замечал; что ж, Закон Весов — дело святое.
— Вы прекрасно выглядите, Ора, — сказал я искренне.
— Зато вы выглядите неважно, — отозвалась она без улыбки.
— Провинциальному жителю нелегко сносить столичную сутолоку, все эти многочисленные увеселения…
Дама молчала. Под выбеленными магией волосами ее карие глаза казались много темнее, чем были на самом деле; серьезность с некоторым оттенком жертвенности делали ее лицо интересней и значительнее и уж конечно ни в какое сравнение не шли с прежней высокомерной гримаской.
— А по-моему, вы ни разу не увеселялись, — сказала она наконец. — Вы маялись необходимостью карать. И искали достойный объект. Для Кары с большой буквы. Нашли?
— Всех злодеев не перекараешь, — сказал я, и неожиданно для меня самого в голосе обнаружилась горечь. — Мне исписали жалобами толстенную тетрадь, целую амбарную книгу… Я сжег ее. В камине.
— Теперь пришло время увеселений? — спросила она с вынужденной усмешкой.
— Вы действительно так серьезно относитесь к этому вашему закону Весов? — ответил я вопросом на вопрос.
Она медленно кивнула:
— Безусловно. Это повод для насмешек?
— Нет… Знаете, Ора, мне кажется, что вы очень несчастны.
Ее бледные щеки чуть порозовели — тем не менее глаза оставались ясными, а голос ровным:
— Вы намерены меня осчастливить, Хорт?
— Нет… — сказал я с сожалением. — Речь идет всего лишь о сделке.
— Тем лучше, — она кивнула. — Приятно иметь дело с честным человеком, — на слове «честный» ее голос чуть заметно дрогнул.
Моя гостья огляделась — номер, снятый мною под видом толстого торговца, не был изысканен, но не был и беден; кровать казалась кораблем под парчовым парусом полога, посуда для умывания, ровно как и ночная ваза под ложем, была выдержана в едином стиле — фарфор, расписанный большими синими цветами.
— У вас не найдется вина? — спросила Ора, и голос ее дрогнул снова.
— Сам я не пью, но могу заказать для вас…
— Пожалуйста, — сказала она почти жалобно.
Пока я отдавал распоряжение прислуге, она сидела у стола, прямая, черно-белая и совершенно подавленная.
Нравилась ли она мне?
Еще полчаса назад я твердо ответил бы — «нет». Я не люблю женщин с выбеленными волосами, властных, капризных, желчных.
Но неужели меня способна привлечь женщина-жертва? Вот такая покорная, связанная Законом Весов, с прямой спиной и вздернутым подбородком, с большими печальными глазами?
Или дурную шутку сыграло заклинание Кары? Я еще не использовал его, а оно уже «использовало» меня, иначе откуда эта привычка — любить жертву в ближнем своем?
В дверь постучался слуга с вином — я велел ему поставить поднос перед дверью номера.
— Ора, не в службу, а в дружбу… Я живу здесь под личиной, слуга наверняка подглядывает. Сделайте милость — возьмите под дверью ваше вино…
Она легко поднялась. Закон Весов есть Закон Весов; попроси я ее стянуть с меня сапоги — стянет? Или воспротивится?
Интересно.