Да, обыкновенные разбойники давно поседели бы и отступили. Но эти— эти всю жизнь прожили бок о бок с драконьим замком, магов знали не понаслышке, а значит, запугать их не удастся, значит, пора убивать…
Будто прочитав мои мысли, стриженая женщина скомандовала новую атаку.
Заклинание «от железа и дерева» удержало нападающих, но ненадолго — от ножей и топоров они догадались избавиться, а металлические бляхи на одежде не воспринимались заклинанием всерьез. Мой барьер пронзительно звенел — но пропускал безоружных разбойников почти без сопротивления.
Я отступил в воду почти по грудь. Я сбивал нападавших некрасивыми, серыми, но очень эффективными молниями.
Они падали один за другим — но они не думали отступать! Они спотыкались о тела сраженных товарищей, но перли и перли; ко мне тянулась по меньшей мере сотня безоружных, но от этого не менее волосатых и загребущих лапищ.
Са-ава! Да что они о себе возомнили!
Я обернулся выдрой. Нырнул; поверхность воды, подсвеченная пожаром, колыхалась над моей головой, будто оранжевое шелковое полотнище. Я видел разбойничьи ноги в сапогах — и фонтанчики песка, поднимавшиеся со дна при каждом их шаге; кое-где на мелководье имелись безжизненные тела, и вода вокруг них мутилась.
— Где он? Где? — спрашивало толстое копье с железным наконечником, тычась в дно и распугивая мальков.
— Может, пусть себе? — осторожно предположили хорошие сапоги, из-за голенищ которых тянулись струйки радужных пузырьков. — На кой он нам сдался?
Неразборчиво закричала атаманша на берегу, и владелец хороших сапог присел так, что я и качество штанов его смог оценить — штаны, между прочим, тоже неплохие…
Достойно ли внестепенному магу спасаться бегством от банды головорезов?
Цела моя Кара, или на нее уже кто-то наступил?
Ни ответить на эти вопросы, ни принять решение я так и не успел. Там, за оранжевой водной поверхностью, случилось что-то не вполне понятное.
Дикий вопль. Еще один; неразборчивые проклятия, мольбы, шипение; исчезло копье, убежали на берег хорошие сапоги, и даже одно из безжизненных тел заворочалось, пытаясь подняться.
Грязно ругался Аггей.
— Брось! Брось! — орала атаманша.
Я осторожно высунул из воды маленькую, темную, покрытую жесткой шерстью голову.
Они уходили! В панике, волоча за собой раненых, не оглядываясь, они уходили, и позади всех бежала стриженая женщина в линялых штанах…
От черного дыма даже выдре было нечем дышать. Над берегом уверенно разрастался настоящий лесной пожар; пора было уходить, и уходить через реку.
Я принял человеческое обличье и выбрался на берег. На всякий случай прикрыл себя заклинанием «от железа»; опустился на четвереньки. Задыхаясь и кашляя, взялся осматривать нечистый заплеванный песок — вот здесь стоял Вилка, когда муляж Кары вывалился у него из рук…
Я полз, не разгибая спины. Совсем рядом упала горящая ветка; я просеивал песок между пальцами, я рыл ямы и воздвигал горки — со стороны могло бы показаться, что Хорт зи Табор не наигрался в детстве в песочек…
— Вы что-то потеряли? — спросил Март зи Гороф.
Даже не глядя в его сторону, я уже знал, что это он, и что стоит в пяти шагах от меня, и даже приблизительно догадывался, что у него в руках…
Я поднял голову.
Он стоял там, где я ожидал его увидеть. И в руках у него была моя Кара — целая и невредимая.
Са-ава…
Надо было как-то, по возможности не теряя достоинства, подняться с колен. Защитка «от железа» по-прежнему была на мне, но при беседе с внестепенным магом толку от нее не было вовсе.
Осторожно, стараясь не делать резких движений, я перебрался в положение «сидя на корточках». И потом уже, осторожно выпрямляя колени, разогнулся.
— Как здоровье вашей совы, господин зи Гороф?
Гороф вздохнул. Посмотрел на фигурку в своих руках, перевел взгляд на меня:
— Сова поживает прекрасно, благодарю вас…
— Это вы убедили господ разбойников… удалиться? — спросил я кротко.
Он серьезно покачал головой.
— Странно, — сказал я, механически вытирая руки о подштанники. — Мне показалось, что их кто-то очень настойчиво убедил… и так неожиданно…
— Я получал ваши письма, Табор, — сказал зи Гороф задумчиво.
— Вы не находите, что вежливее было бы ответить?
Он снова покачал головой:
— Нет… Если сию секунду не потушить пожар, в моих владениях случится настоящая катастрофа. Было бы справедливо, если бы тот, кто этот огонь зажег, постарался поскорее потушить его.
— Меня спровоцировали, — сказал я и закашлялся от дыма.
— Беритесь за работу. Потушите пожар.
— Меня невозможно принудить, — сказал я, обозлясь. — Раз уж этот лес относится к вашим владениям — вам бы и позаботиться о порядке. А пока орды разбойников нападают на честных…
— Заткнись, — сказал Гороф. Выдержка все-таки оставила его; я видел, как напряглись, сдавив статуэтку, длинные белые пальцы.
— Я вовсе не подвергал вашего сына пыткам, — сказал я примирительно. — Я… несколько преувеличил. Да к тому же вы ничего не сможете с ней сделать! Это не ваша Кара. Не вы ее выиграли. Не вам ее применять…
— Да, — сказал зи Гороф. — Применить я ее не могу, да и не собираюсь… Но вот забросить болвана туда, где он преспокойно пролежит еще четыре месяца — я могу, Табор. И я это сделаю.
— Не сделаете, — сказал я и шагнул вперед.
Гороф прищурился.
Нет, он не превосходил меня силой. Но я сегодня уже здорово потратился, я устал, я был зол и посрамлен, я был, в конце концов, по-прежнему в одних подштанниках, а это не добавляет самоуверенности…
Горящее дерево зашипело, и нас с Горофом окутало облако пара. Мы одновременно обернулись; под кронами пылающего леса стояла, раскинув руки, Ора Шанталья. Тушила, по мере сил, разожженный мною пожар.
А сил у нее было совсем немного.
Гороф снова посмотрел на меня. Неприятно посмотрел; не отводя взгляда, упаковал глиняную фигурку в кожаную сумку с двумя ремнями, закинул за спину. Повернулся, зашагал к Оре — и огонь сразу же будто смутился, дым стал реже, зато белого пара прибавилось…
Некоторое время я стоял и смотрел, как они тушат огонь.
Потом принялся засыпать песком горящую траву и упавшие ветки. Я хотел продемонстрировать Горофу добрую волю, не истратив при этом ни капли магических сил. Которые, я чувствовал, сегодня еще понадобятся.
Пожар понемногу издох.
Стоящие у берега сосны приобрели жуткий, неживой вид. Дымились черные кусты; было уже почти темно, и дневным зрением я не мог разглядеть ни Горофа, ни Ору в ее черном платье.