Вереница живых фигурок скрылась в левых воротцах — за дверью-ладонью. Наваждение пропало — не было ни желобка, ни часов, передо мной стояла босыми ногами на потертом ковре Ора Шанталья, ее разведенные ладони копировали жест рыбака, хвалящегося размерами непойманной рыбины.
Она опустила руки. Спокойно, даже весело посмотрела мне в глаза.
Под окном тюкал топор. Как будто сооружали эшафот — ранним утром, во дворе третьесортной гостиницы…
Мой глиняный уродец лежал на столе, окруженный цветными искрами. Неуместный, грубый, с беспомощной тонкой шейкой.
— Ты маг третьей степени, — сказал я глухо. — Третья степень, и никаких личин, я не вижу личины! Тебе со мной не спра…
Ора провела рукой над столом; облако магической силы распухло, будто тесто в кадке, и поднялось над камнями, как зарево света поднимается над большим городом.
Я невольно сделал шаг назад.
— Смотрите, Хорт… Вот этот изумруд… нет, не этот, а вот он… это обыкновенная уверенность в себе, зато вот этот дымчатый опал… это такая сложная вещь, как осознание трагичности мира. Нет, не пессимизм; прежний владелец этого камушка был жизнерадостным толстячком… Мельником, если я ничего не путаю. Помните мельника, Хорт? Или камушек продала вам его жена?
Я молчал. Все еще не мог поверить.
— А вот яшма… Ваша яшма, вернее, та, что вы сняли со старого барона. Хорошо, что вы не могли видеть старика изнутри — вы ужаснулись бы, Хорт, старик был устроен одновременно просто и безобразно. Вообразите ржавые шестерни, смазанные рыбьим клеем… нет, не так, вам не вообразить. Когда из старика вытянули… назовем это для простоты упрямством… упрямством пилы, вгрызающейся в дерево. Упрямством огня, пожирающего дом… Любопытно было посмотреть, как старик изменится и как станет жить. Но увы — результат оказался слишком однозначным… Осторожно, Хорт. Стой, где стоишь. Мне не нравится разговаривать с тобой, когда в руках у тебя это чучело; я не уверена, что у нас вообще получился бы разговор…
— Ты кто? — спросил я глухо.
— Ты догадался, — Ора опустила длинные ресницы. — Я — это я, это меня ты искал все время, это меня ты задумал покарать… даже не выяснив степень моей вины, между прочим.
— У тебя третья степень! — рявкнул я. — Ты назначенная магиня, неспособная даже защитить себя… Это не смешно, Ора!
Она поморщилась:
— Тише.
Соседи за стенкой примолкли, будто услышав ее. А может быть, просто иссякли и отдыхали теперь, довольные.
— Твоя беда в том, — негромко сказала Ора, — что ты совершенно точно знаешь, как устроен мир. В чем разница между назначенными магами и наследственными, и почему второстепенному никогда не сравниться с внестепенным… Правда ведь?
Я скользнул вперед — между секундами, мгновенно и неуловимо; протянул руку к глиняному муляжу. Волна чужой воли, нависшая над столом, обожгла так, будто я сунулся не в костер даже — в плавильную печь.
Я отскочил, едва удержав крик. Налетел спиной на кресло; инстинктивно, не успев осознать, что делаю, выставил защиту. Женщина в шелковом халате до пят стояла передо мной — вызывающе беззащитная, хрупкая, уязвимая.
— Спокойнее, Хорт… Надеюсь, вы не станете бить меня? Метать молнии? Здесь, в гостинице?
Я медленно выпрямился.
Что это? Откуда это существо, со смехом нарушающее мои представления о миропорядке?
— Ты кто? — повторил я глухо.
Ора босиком прошлась по вытертому ковру. Не выпуская меня из поля зрения, отыскала в груде на полу сперва один чулок, потом другой — будто две змеиные кожи; пальцы ее белых ног оказались цепкими и ловкими — я заворожено смотрел, как она, не наклоняясь, поднимает с пола свои вещи.
Все еще не сводя с меня глаз, она уселась на край кровати. Медленно, основательно натянула сперва правый чулок, потом левый; надела крахмальную нижнюю юбку, а поверх нее верхнюю юбку, а потом — привычное черное платье; сняла со спинки стула широкий мужской пояс. Затянула на талии — чернильница звякнула, ударившись об недействующий оберег от мужского своеволия.
И только завершив долгое демонстративное одевание, решила наконец заговорить:
— Хорт… Если тебе так нужна твоя Кара — ты возьмешь ее. Но не раньше, чем я буду уверена, что, получив болвана, ты тут же не свернешь ему шею.
— Это — твое настоящее обличье? — спросил я хрипло.
Она смотрела мне в глаза:
— Нет.
— Личина?
— Нет. Перед тобой действительно кукла. Мое порождение, моя тень. Гороф подобрал правильное слово…
Я любилкуклу.
Я любил куклу! Тряпичную куклу на чьих-то пальцах, на толстых волосатых пальцах внестепенного мага…
Я! Любил!
Та, что стояла передо мной, замолчала, глядя мне в лицо. Я и сам ощущал, как мертвеют щеки. Как фонарем разгорается желтый глаз.
— Я убью тебя, маг. Выходи! Покажись, ты, мерзавец! Покажи свое лицо, лицо мужчины! Я все равно доберусь до тебя, с Карой или без Кары — ты, ублюдок! Грязный червь, порождение выгребной ямы, не трусь, покажи свое истинное лицо!
Белая кукла молчала. Смотрела совсем по-человечески.
— Ты боишься встретиться со мной, как мужчина с мужчиной? Ты предпочитаешь юбки, извращенец?
— Я женщина, Хорт, — тихо сказали ее губы, в первый момент я даже не услышал.
— Гнойный волдырь, навозная тварь, — выкрикивал я в исступлении. — Жирный евнух… Что?!
— Я женщина, — сказала та, что называлась Орой. — Я женщина. Назначенная магиня.
— Врешь.
Облако чужой воли над камушками — ееволи — поднялось выше и приобрело красноватый оттенок. Глиняный уродец в центре его казался черным.
— Не вру. Просто мне много лет, очень много. С опытом даже назначенные маги накапливают силу, ты это знаешь…
— Врешь, — повторил я упрямо. — Покажи свое настоящее лицо!
Ее губы сложились в печальную улыбку:
— Нет, Хорт… Нет, прости. Это зрелище не для тебя. Я скверно выгляжу, на самом-то деле я выгляжу просто ужасно. Я много веков подряд… постигаю искусство, давшееся тебе по праву рождения. Да, да. У меня было время, чтобы совершенствоваться… и я не теряла времени даром. Я превосхожу тебя в магии, как это ни печально… но я очень стара.
— Врешь, — сказал я в третий раз.
Она покачала головой:
— Увы, нет… Возьми себя в руки, Хорт. Нам надо поговорить.
— Сперва отдай то, что принадлежит мне по праву.
— Моя жизнь тоже принадлежит мне по праву. Но не сомневаюсь, что, карая меня, ты испытаешь удовольствие куда большее, нежели любя меня… Уже почти испытал. Нет?