Ему казалось, что ступни у него непомерно огромные, неуклюжие, что следы ботинок Илияша меньше его собственных следов, что там, где пройдет проводник, он, Станко, непременно угодит в…
— Клац-зззз!
Щелкнуло особенно громко, особенно хищно. Станко остановился, обливаясь потом, а на палке у Илияша повисла, намертво вцепившись, целая железная голова — исполинские челюсти, три ряда зубов, и на месте глаз желтые стекляшки.
— Здравствуй, дружок, — нежно сказал Илияш, обращаясь к страшной харе.
— А глаза… зачем? — шепотом спросил Станко.
— Растяп высматривать, — пояснил Илияш серьезно. С видимым усилием он стряхнул чудовище с палки, конец которой был уже так измочален, будто по нему прошлось стадо буйволов.
Двинулись дальше. До рощицы было рукой подать, когда Станко увидел чуть в стороне темный непонятный предмет, над которым колыхалась трава.
— Илияш… — позвал он шепотом.
Проводник остановился с занесенной ногой. Не оглядываясь, выбрал место и осторожно поставил эту ногу, только потом спросил сквозь зубы:
— Что?
Станко молча указал ему на свою находку. Илияш вгляделся и вдруг помрачнел, как никогда раньше — просто почернел лицом.
— Идем, — сказал глухо. — Эти капканы только раз захлопываются, только раз. Звери все-таки эти стражники, надо бы…
Он замолчал, а Станко не стал переспрашивать, что, собственно, «надо бы». Ему вдруг стало очень плохо. В темном предмете он узнал человеческую ногу — ногу в темной штанине и высоком башмаке, почти до колена заглоченную пастью капкана. Илияш двинулся вперед — над капканом взвилась черная стая мух.
— Не могу, — тихо сказал Станко.
Илияш приостановился. Буркнул, не оборачиваясь:
— Что?
— Не могу, — Станко наклонился вперед, и его стошнило.
— Значит, оставайся тут, — отозвался Илияш почти весело и снова пошел вперед. Станко, подавив спазмы в животе, через силу двинулся следом.
Он — боец. Никто в мире не посмеет назвать его трусом. Пусть выйдут воины в доспехах, десять на одного — он одолеет. Но это…
Рощица качнулась, помедлила и приблизилась, наконец. Трава здесь поредела и вовсе сошла на нет; между корнями зеленел мох да лаково поблескивали какие-то широкие листья.
— Вроде — все, — сказал Илияш озабоченно. — Впрочем, кто их, сволочей, знает… Под ноги смотри на всякий случай.
Он отбросил свою палку — она имела жалкий вид и годилась разве что на растопку.
Станко оглянулся и посмотрел на нарядный луг, оставшийся за спиной. Он ощутил вдруг, как дрожат и подгибаются колени, как ручейками стекает по спине пот и зудят ладони.
А что, если б он шел этим лугом один? Не задумался б ни на минуту, весело, с песней шагнул бы в траву, и первое же «клац-зззз» пробило бы сухожилия, раздробило кость, и оставалось бы только ждать стражников, чтобы те, явившись, отрубили ему ногу…
Он испытывал детскую благодарность к Илияшу — провел-таки, сберег, и не зубоскалит над его страхом, над слабостью там, на лугу…
— Штаны-то сухие? — тут же поинтересовался Илияш. Слезная благодарность Станко улетучилась, как дым.
Роща полна была дятлов — красные макушки мелькали среди листьев, и со всех сторон слышался дробный перестук. Станко вспомнил соревнование барабанщиков, на которое они с матерью однажды попали на ярмарке. Илияш, шагая впереди, что-то насвистывал, будто и не было страшного луга, страны капканов… На ходу он нашел и срезал ветку на новую палку — и теперь, довольный, стесывал кинжалом сучки.
Хорошо бы, подумал Станко, хорошо бы больше не встречать капканов. Прав Илияш — псы эти стражники и подлецы. Нет, чтобы в честном бою — исподтишка хотят укусить, внезапно, подло… Что ни говори, а капканы это, пожалуй, самое худшее, что может здесь случиться. Во всех прочих случаях… — и Станко наполовину выдвинул из ножен свой непревзойденный меч.
— Суетятся муравьи-ишки, у них темные дели-ишки… — пел Илияш.
И действительно, чем дальше они шли, тем больше становилось под ногами муравьев — один из них даже ухитрился забраться Станко в сапог и больно укусил его за палец; Станко что есть силы затопал ногой, пытаясь раздавить злобное создание.
— А вот еще ловушка, — будничным тоном сказал Илияш. — Но нам она не страшна, потому что уже сработала.
Он отступил — и Станко увидел впереди огромную муравьиную кучу. Над кучей, подвешенный за ногу, покачивался на ветру скелет. Веревка была сплошь облеплена муравьями; насекомые деловито обгладывали кости, копошились в пустых глазницах… Станко быстро зажмурился.
— Не надо смотреть, — подумал он, сжимая зубы. — Добрые духи, кто же до такого додумался?!
— Это стражники? — услышал он собственный голос.
— Ну да, — отозвался Илияш, и в тоне его скользнуло почему-то раздражение, — они, сволочи… Причем им даже трудиться не надо — эта ловушка работает сама, как капкан…
— И он не смог вырваться? — спросил Станко, мельком глянув на скелет.
Илияш пожал плечами:
— Видно, не смог… Бедняга. То-то промысел на княжеских землях — сегодня охотник, завтра дичь…
— У меня меч, — сказал Станко так твердо, как только мог. — Я смогу освободиться. И тебя, Илияш, освобожу, не бойся.
Илияш глянул на него со странным выражением — похоже, с интересом.
Они заночевали в лесу, не разжигая костра — Илияш сказал, что светить в темноте опасно. Установили дежурство — все дело свелось к тому, что Станко всю ночь дрожал и вслушивался, а Илияш сладко сопел, завернувшись в припасенное одеяло.
Станко не смог бы заснуть при всем желании. Иногда он впадал в оцепенение, и тогда в темном сплетении веток ему мерещилась Вила, такая, какой он увидел ее впервые, в передничке, с пивной кружкой на подносе… Пивная кружка превращалась вдруг в голый, покрытый копошащимися муравьями череп, Станко в ужасе поднимал глаза — вместо Вилы был Илияш, довольный, смеющийся, повязанный красной разбойничьей косынкой…
Он обрадовался, когда небо, наконец, посерело, в кроне над головой пискнула первая птаха, и видны стали стволы, просветы между ними и спящий проводник рядом.
Едва продрав глаза, браконьер заявил, что голоден, что желает деликатной пищи и не сделает и шагу вперед, пока не изловит в силки завтрак. Вытащив из своего заплечного мешка некое странное приспособление, Илияш удалился за кусты, и вскоре Станко услышал оттуда нежный призывный свист…
Браконьер вернулся, потрясая двумя жирными птичьими тушками. Станко неумело помог ему ощипать и выпотрошить добычу; Илияш орудовал кинжалом ловко, как фокусник, которого Станко видал в маленьком балаганчике из рваной рогожки. Пташки были изжарены на огне крохотного костерка; Станко казалось, что он не хочет есть, первый кусок он откусил через силу — и тут же, ощутив зверский голод, заработал челюстями так, что в воздухе повис сплошной хруст костей. Илияш следил за ним с явным уважением — сам он ел очень аккуратно, беззвучно, хотя и быстро.