Эльф потянулся за кубком вина на ближайшем столе. Поднял его, словно оружие, пролив при этом вино на грудь и юбку.
— Я испортил себе юбку, — огорченно пролепетал он.
Ярко накрашенная конкубина разразилась звонким смехом.
Курунта отбросил ногой стол в сторону и теперь оказался прямо перед ним. Хранитель Золотых покоев ткнул кинжалом. Это был прямой удар, который должен был угодить ему точно в живот. Золотой бокал ударил перед кинжалом, отводя его как раз настолько, что клинок прошел всего на волосок от живота. Эльф упал на спину, поднял ногу и ударил по руке, сжимавшей кинжал. Так Курунта не смог продолжать атаковать.
— Дай ему хотя бы встать на ноги, — набросился Аарон на лувийца. — Не вижу, как подобным убийством ты собираешься отмыть свою честь.
Талавайн поднялся на ноги и встряхнулся.
Курунта зло поглядел на него и снова нанес удар.
Эльф наступил на одну из подушек и упал вперед. Испуганное «оп-ля!» завершило его ход. В поисках опоры он вцепился в правую руку лувийца, стараясь не приближаться к клинку, и надавил на нервный узел под локтем. Рука воина разжалась, кинжал со звоном полетел на пол.
Курунта сильно толкнул Талавайна, но эльф лишил удар силы, продолжив его. Он снова упал, стараясь приземлиться на край одного из низеньких столиков, чтобы другой конец поднялся и ударил Курунту по подбородку. Талавайн рухнул на пол между раздавленным виноградом, жареными голубками и звенящими кубками, в то время как оглушенный лувиец попятился назад. Кровь текла из разбитого подбородка.
Эльф сел, с трудом сдерживая улыбку. И это великий воин? Курунту смог бы победить любой новичок в Лазурном чертоге. Единственная сложность в этой драке состояла в том, чтобы казаться настолько неуклюжим, чтобы все зрители видели, что он победил исключительно благодаря везению.
Вокруг них обоих образовался второй круг. Курунта тяжело дышал. Талавайн знал, что хранитель Золотых покоев поддерживал мятеж священнослужителей. Эльф присутствовал на нескольких допросах. Он не очень уважал пытки, но имя Курунты прозвучало не однажды. Якобы он встречался с Абиром Аташем, павшим верховным священнослужителем, еще в Нангоге. В будущем Лувии станет лучше, если Курунты не будет в живых. Любой из присутствующих смог бы подтвердить, что эту ссору завязал хранитель Золотых покоев. Хорошая возможность избавиться от него. Но он должен тревожиться лишь об Араме. Он может унизить Курунту, уничтожить его славу и гордость, но жизнь ему он должен оставить.
Талавайн пожалел, что не так искусен, как убийца из Белого чертога. Все должно выглядеть как несчастный случай. Так, как будто... Курунта схватил один из столов и поднял его над головой. Вот варвар! Неужели этот негодяй думает, что может просто раздавить его?
Стол полетел вниз. Талавайн бросился в сторону, стараясь не выглядеть слишком проворным. Предмет мебели ударился о каменный пол между подушками.
Эльф заметил, что у него идет кровь. Он порезал руку об осколки масляной лампы.
— Умри же наконец! — засопел лувиец. — Я раздавлю тебя, словно блоху! — Мужчина бросился ему навстречу, широко раскинув руки. Талавайн поднялся и поднял кулаки, которые по сравнению с кулачищами его противника выглядели просто смешно.
Курунта хотел просто сбить его с ног. Эльф «подскользнулся» на большом глиняном осколке, едва не сев на шпагат. Кулак лувийца пролетел у него над головой. Талавайн ударил его кулаком в колено. Неловко и не очень сильно. Воин поднял ногу, чтобы вдавить его в пол. Но Талавайн вскочил, держась при этом за пояс Курунты. Он нарочито неконтролируемо раскачивался из стороны в сторону. Пинок и два удара кулаком пронеслись мимо. Он как раз собирался отпустить противника, когда лувиец ударил его головой. Талавайн услышал, как сломался его нос. Теплая кровь потекла по губам. Использовать голову в качестве булавы... До такого могли додуматься только люди!
Эльф поглядел на пол. Перед глазами плясали светлые точечки. Курунта насмехался над ним. Его голос казался очень расплывчатым — настолько сильно гудела голова. Речь снова шла о его юбке.
На полу валялись осколки разбитых глиняных кувшинов и погнутые бокалы. Масло из разбитых ламп вместе с разлитой анисовой водкой и благородным красным вином образовали скользкую массу. Прямо перед ним на полу лежала одна из разбитых ламп. Острые глиняные зубчики торчали со дна сосуда.
Талавайн поглядел на Курунту. На хранителе Золотых покоев были крашеные сандалии с довольно тонкой подошвой. Противник поднял кинжал. На эльфа накатила волна голосов. В левом ухе поселился пронзительный писк. Низкий бас Курунты проникал сквозь мешанину звуков. Казалось, будто голос проходит сквозь воду.
— Я вырежу твои глаза и нассу тебе в мозг, безбородый!
Талавайн негромко испуганно вскрикнул и отпрянул. Предательский осколок теперь лежал между ним и Курунтой.
— Пожалуйста, оставь мне глаза! — жалобно пищал он. — Можешь убить меня, но оставь глаза! — В Араме, Ишкуце и Лувии бытовало суеверие, что умерший, лишенный глаз, останется слепым в мире по ту сторону могилы. Довольно сумасбродная идея, подумал эльф. Но чтобы не выходить из роли гофмейстера, он не имел права оставлять такую вульгарную угрозу без внимания.
— Я скормлю твои глаза шелудивым дворнягам! — Курунта смотрел прямо на него, размахивая кинжалом из стороны в сторону. Талавайн отодвинулся еще немного. Лувиец продолжал идти вперед и наступил на осколок. Нога у него подогнулась. Эльф ринулся вперед и отвесил Курунте звонкую пощечину. Нарочито смешной жест, но дело было не в ударе, а в низеньком столике рядом с лувийцем, на котором стояло особенно много масляных ламп. Хранитель Золотых покоев оттолкнул Талавайна, но из-за этого окончательно потерял равновесие. Ругаясь, он замахал руками и рухнул на стол. Пламя свечей лизнуло его юбку. Дорогая ткань загорелась.
— Он... Он горит, — пролепетал Талавайн, в то время как остальные продолжали глазеть. Курунта казался больше удивленным, чем напуганным. Маленькие язычки пламени легко было потушить ладонью.
— Мы должны потушить его! — закричал эльф и схватил один из глиняных кувшинов, стоявших на ближайшем столике. Он знал, что в него налит самогон. Как следует размахнувшись, он вылил водку на лувийца. Курунту охватило шипящее пламя, и хранитель покоев закричал.
— Милостивые боги... Я не хотел этого, — солгал Талавайн, отодвигаясь от противника.
Наконец зеваки зашевелились. Кто-то стал требовать одеяла, которых, конечно же, не было на террасе в эту жаркую ночь. Другие держали в руках глиняные кувшины, но медлили. Они принюхивались, опасаясь, что еще сильнее разожгут огонь.
Курунта кричал. Пламя лизало смесь из масла и водки, разлитую на полу. Огонь не распространялся. В некоторых местах он уже погас. Резкий запах горелого мяса смешивался с ароматом пролитой анисовой водки.
Над крышами города парил Муватта, окруженный ореолом золотого сияния. Ишта несла его по небу к храму на зиккурате. Но на дворцовой террасе никто не обращал на него внимания. Все глаза были устремлены на Курунту, роскошная бесшовная юбка которого сгорела дотла и который все слабее боролся с затухающим пламенем.