— А что видела в кристальной пещере ты, Бидайн? — Нандалее поглядела на свою подругу, в надежде получить поддержку по крайней мере от нее.
— Я смутно помню этот сон...
— Но это был не сон! — вскипела Нандалее.
— Благодарю вас всех за усилия, которые вы приложили, — теперь в его голосе сквозил привычный жар, боль, служившая постоянным напоминанием о могуществе дракона. — Вы все очень много сделали. Вам нужно отдохнуть и собраться с силами. Я позволяю вам удалиться.
Нандалее не поверила услышанному.
— И это все? Ничего не произойдет? Зачем мы вообще были в Нангоге?
Лежавший на троне дракон поднялся. Он смерил ее взглядом с головы до ног. И она испугалась звериного блеска в его глазах.
— Вы считаете это подобающим тоном в разговоре со мной, госпожа Нандалее?
Гонвалон, не колеблясь, встал между ней и драконом.
— Она не ведает, что творит!
Нандалее не знала, что и думать о мастере фехтования. Только что он обращался с ней, как с дурой, не умеющей отличить сна от яви, а теперь бросает вызов старейшему из всех драконов, пытаясь защитить ее.
— Нандалее останется! — Голос дракона жгучей болью отозвался в ее мыслях.
Давно уже Нандалее с такой отчетливостью не ощущала могущества Дыхания Ночи: такого осязаемого, наполняющего ее с ног до головы. Цвета, неизменно блекнувшие в его присутствии и заставлявшие все казаться более серым и безрадостным, казалось, стали еще бледнее. Гонвалон и Бидайн смертельно побледнели. Но все это перестало интересовать Нандалее. Внезапно ее заполнила одна-единственная мысль: ей хотелось ему понравиться. Не разочаровать его. Где-то в дальнем уголке сознания девушка догадывалась, что такие ощущения вызывает в ней магия дракона, но рассудок не мог больше повлиять на ее мысли.
Она останется, она горда тем, что стала избранницей перворожденного.
Гонвалон сильно дрожал. Еще больше, чем Бидайн! Что он чувствует? На лбу выступил пот. Он боролся...
— Я ничего ей не сделаю, — сизый дым валил из ноздрей дракона; его аромат создавал приятное чувство в животе и вызывал легкое головокружение.
— Я буду ждать тебя снаружи, — наконец произнес Гонвалон, и Нандалее чувствовала, какого труда ему стоило отступить. А Бидайн ушла, ни разу не взглянув на нее. Эльфийка не могла винить подругу. Охотница слишком хорошо знала силу дракона и то, что противиться его воле невозможно.
Вскоре шаги ее товарищей затихли в коридоре, ведущем прочь из затопленной пещеры.
— Я верю вам, потому что знаю, что находится там, в свете, и чего оно хочет.
Сначала Нандалее удивилась, а затем разозлилась.
— Почему ты не мог сказать этого при других?
— Потому что вы можете скрывать свои мысли, а ваши товарищи — нет. Потому что Гонвалон клялся в верности не мне, а Золотому. Потому что я еще не знаю, какое приму решение.
— По поводу чего?
Хвост дракона со скрежетом скользнул по скале его трона.
— То, что вы видели в свете... Что вы об этом думаете?
Нандалее не поняла вопрос и просто смотрела на дракона, широко раскрыв глаза.
— У вас установилась связь с... ней. Какое ощущение это вызвало?
— С ней?
Драконий хвост хлестнул по воде.
— Отвечайте на вопрос! Какое было ощущение от встречи с ней?
— Она была в отчаянии.
— Вы почувствовали в ней злобу?
Внезапно Нандалее утратила уверенность в том, что пережитое ею не было всего лишь сном. Все казалось ей таким нереальным.
— Нет, не злобу... Но она была рассержена. Возмущена тем, что творят дети человеческие.
Дракон поднялся еще выше. Надавил на переднюю часть каменного острова, служившего ему в качестве трона. Послышался пронзительный скрежет. Глубоко под ними. Вода выплеснулась из зала.
Нандалее почувствовала, как задрожала земля под ногами. Грохот становился все громче. Дракон соскользнул со своего трона. И вовремя! Обтесанные валуны размером с дом сдвинулись с места, пещеру залил яркий зеленый свет. Свет, который она видела, падая в кристалл.
— Вам известна история великанши Нангог, Нандалее? Устроительницы миров? Это правда. Девантары и альвы вырвали у нее сердце и разделили его между собой. То, что лежит под этим троном, — это половина сердца, которую взяли альвы. Они доверили его мне.
Эльфийка подошла к расщелине, зиявшей на том месте, где еще только что был каменный остров. Она заглянула туда, но свет был настолько ослепительно ярок, что она ничего не смогла разглядеть.
— Вы хотите вернуть Нангог сердце, милая моя?
Нандалее в недоумении смотрела на Темного.
— А потом? Что будет потом?
— Этого я не знаю. Но могу обещать вам, что это деяние в корне изменит весь мир. И после этого у вас появятся враги, более могущественные, чем вы можете себе представить.
Тяжелое дыхание Гонвалона заглушало все звуки. Он глядел на свои руки. Они были в крови. И впервые за долгое время это была исключительно его кровь. Истерзаны были они, до обнаженной плоти. Он заморгал, смахивая слезы с ресниц. Все его тело по-прежнему было словно оглушено. Он почти не чувствовал боли.
Гонвалон отступил назад, не глядя на плод своих трудов. Рот и нос забила мелкая каменная пыль. Губы, наверное, потрескались. Во рту пересохло, как в пустыне. Эльф потерянно поглядел на небо. Стояла ночь. Которая по счету? Дурман отступил. Он не обрел утешения, и милость забытья не снизошла на него. Бегство закончилось. Он снова полностью владел своими воспоминаниями.
В некотором оцепенении он оглядывал большой камень. Он искал его целый день — гранитный валун, одиноко лежавший среди покрытых мхом деревьев. Коснувшись его впервые, он почувствовал напряжение в камне. Вода и лед глубоко вошли в него. Расширили мелкие трещинки.
Эльф с горечью рассмеялся. Он узнал в камне себя. Состояние своей души. Свое напряжение. Он паршивый скульптор, хоть и работает с огромной страстью. Другие эльфы, выбравшие этот путь, любили говорить о том, что чувствуют сокрытое в камне. О том, что они всего лишь высвобождают фигуру из каменного плена. Что она всегда там была.
С ним все было иначе. Он навязывал камню форму, отделывал камень. Час за часом, день за днем. В результате появилось нечто среднее между пламенем и женской фигурой. Фигурой женщины, которую он любил. Его пропасти, перед которой он оказался.
На всей скульптуре виднелись пятна крови. Темные, растекшиеся пятна, поглощавшие свет звезд. Каменная дева извивалась. В танце? В огне? Может быть, это пламя, притворяющееся женщиной? Или все одновременно?