Я так и уставилась на него.
— И предложил?
Он улыбнулся.
— Можешь считать это епитимьей. Во всяком случае, я решил именно так доказать тебе, что тот ревнивец, с которым ты случайно познакомилась вчера, это совсем не я. Да, вот еще кое-что… — Он сунул руку в карман пальто. — Я тут принес тебе маленький подарок. Хотел преподнести это перед свадьбой, но…
«Маленькие подарки» Тьерри всегда слишком щедры и роскошны. Сразу четыре дюжины роз, ювелирные украшения с Бонд-стрит, шарфы от «Гермеса». Пожалуй, чересчур традиционно, но таков уж Тьерри. Был и остается всегда абсолютно предсказуемым.
— И что же это?
Он протянул мне тоненький пакетик, чуть толще обычного конверта с письмом. Я вскрыла его и обнаружила там кожаный дорожный кошелек, а в нем четыре билета первого класса до Нью-Йорка на 28 декабря.
Я молча смотрела на билеты.
— Тебе должно понравиться, — сказал Тьерри. — По-моему, только там и стоит праздновать Новый год. Я заказал номер в отличном отеле — девочки будут в восторге… снег… музыка… фейерверки… — От избытка чувств он обнял меня и прижал к себе. — Ах, Янна, я просто дождаться не могу того дня, когда покажу тебе Нью-Йорк!..
Вообще-то я там и раньше бывала. Там умерла моя мать — на шумной деловой улице, напротив итальянского магазина деликатесов, в День независимости. В июле там бывает жарко и солнечно. А в декабре будет холодно и мрачно. В декабре в Нью-Йорке люди часто умирают от холода.
— Но у меня даже паспорта нет, — медленно проговорила я. — Он, конечно, был, но теперь…
— Просрочен? Ничего, я обо всем позабочусь.
у, на самом-то деле паспорт не просто просрочен. Он выдан на другое имя — на имя Вианн Роше. И как теперь мне это ему объяснить? Как сказать, что я вовсе не та женщина, которую он любит?
Но ведь теперь этого не скроешь, верно? Да и вчерашняя сцена доказывает, что Тьерри вовсе не так уж и предсказуем. Обман похож на агрессивный сорняк, с которым нужно бороться с самого начала, иначе он сумеет повсюду просунуть свои корешки-щупальца и будет все разрушать и душить, пока не останется ничего, кроме сплошного клубка лжи…
Тьерри стоял очень близко, его голубые глаза сияли — то ли от радости, то ли от возбуждения, то ли от чего-то еще. И пахло от него чем-то неуловимо успокаивающим, как от скошенной травы, или от шкафа со старыми книгами, или от соснового ствола в потеках смолы, или от разрезанной буханки хлеба. Он подошел ко мне еще ближе, и руки его уже обнимали меня, и голова моя уже лежала у него на плече (но где же у него та маленькая впадинка, думала я, созданная для меня одной?), и меня вдруг охватило ощущение чего-то удивительно знакомого и привычного, ощущение полной безопасности — и все же в душе я испытывала странное напряжение. Мне отчего-то казалось, что я вот-вот коснусь оголенного электрического провода…
Он нашел мои губы. И снова этот разряд. Точно между нами возникает статическое электричество — и не поймешь, приятно это или больно. И я вдруг поймала себя на том, что думаю о Ру. «Черт возьми! Только не сейчас!» Последовал долгий поцелуй. Я отстранилась.
— Послушай, Тьерри. Мне необходимо объяснить…
Он посмотрел на меня.
— Что объяснить?
— У меня в паспорте указано имя… мне придется назвать его при регистрации… — Я перевела дыхание и договорила: — Ведь на самом деле у меня совсем другое имя, не то, каким я пользуюсь сейчас. В общем, это долгая история. Мне следовало, конечно, все тебе раньше рассказать, но…
Тьерри прервал меня.
— Это не имеет значения. И не надо ничего объяснять. У всех у нас есть за душой то, о чем мы бы предпочли никогда не рассказывать. Какое мне дело до того, что ты сменила имя? Мне важно, кто ты есть, а не то, как тебя зовут или звали — Франсина, или Мари-Клод, или даже, не приведи господи, Кюнегонда.
Я невольно улыбнулась.
— Значит, тебе это не важно?
Он помотал головой.
— Я же обещал, что больше никогда не буду тебя допрашивать. Прошлое есть прошлое. И мне о твоем прошлом знать необязательно. Если только ты не хочешь сообщить, что раньше была мужчиной или еще что-нибудь в этом роде…
Я рассмеялась:
— На этот счет можешь не беспокоиться.
— А я могу это проверить. Так, на всякий случай.
Руки его скользнули по моей спине вниз, а поцелуи стали крепче, требовательнее. Впрочем, Тьерри никогда ничего не требует. И эта его старомодная куртуазность всегда мне нравилась, но сегодня все было немного по-другому — я чувствовала его давно сдерживаемую страсть, его нетерпение, его стремление получить больше, чем я до сих пор ему позволяла. На мгновение мне показалось, что я сейчас утону в волнах этой страсти; его руки скользнули мне на талию, на грудь… Он как-то по-детски жадно целовал меня в губы, в лицо, словно пытаясь застолбить за собой как можно больше моей территории, и все время шептал:
— Я так люблю тебя, Янна, я так хочу тебя…
Я со смехом вырвалась, чтобы глотнуть воздуха.
— Не здесь. Уже больше половины десятого…
Он смешно зарычал и действительно стал похож на медведя.
— Ты думаешь, я собираюсь ждать целых семь недель?
Теперь и руки его словно превратились в медвежьи лапы, так крепко он стиснул меня ими, и я почувствовала мускусный запах его пота, запах сигар и табачного дыма и впервые за всю нашу с ним долгую дружбу вдруг представила себе, как мы занимаемся любовью — обнаженные, потные, на смятых простынях. И при одной этой мысли меня охватило такое изумление и такое отвращение, что…
Я уперлась руками ему в грудь и сказала:
— Тьерри, пожалуйста, не надо…
Он лишь по-медвежьи оскалился в ответ.
— Тьерри, Зози придет буквально через минуту…
— Так давай поднимемся наверх, чтобы она нас тут не застала.
Мне не хватало воздуха, я задыхалась. От него уже вовсю разило потом, и этот противный запах смешивался с запахом холодного кофе, влажной шерстяной материи и выпитого им вчера пива. Его привычного, успокаивающего запаха как не бывало; теперь от него пахло так, что мне мерещились переполненные пивные бары, узкие темные переулки, пьяные незнакомцы, с которыми ночью лучше не встречаться. Руки Тьерри, тяжелые, как камень, жадные, ищущие, были покрыты старческими веснушками, на фалангах пальцев торчали пучки волос.
Я обнаружила, что снова думаю о Ру, о его руках, ловких, как у вора-карманника, с тонкими пальцами и черной полоской машинного масла под ногтями…
— Ну же, Янна, пошли!
Он подталкивал меня к лестнице. Его глаза горели от нетерпения. Мне вдруг захотелось воспротивиться, но было уже слишком поздно. Я сделала свой выбор. Теперь возврата нет и быть не может. И я последовала за Тьерри…