Сядем в круг, скрестив по-турецки ноги, и возьмем в каждую руку по деревянной куколке. Еще непременно нужен мешочек с красным сахарным песком; песок рассыплем по полу и будем рисовать на нем нужные символы. Сперва изобразим знак Госпожи Лунной Крольчихи. А Пантуфль пусть охраняет его для меня, стоя на самом краю нарисованного мелом круга. Затем слева от меня нарисуем Голубую Колибри Тескатлипоки — знак неба, а слева от тебя, Розетт, — Красную Обезьяну Тескатлипоки, знак земли. С твоей стороны на страже стоит Бам — охраняет знак Самой Первой Обезьяны.
Ну вот и все. Готово. Разве не здорово? Мы уже один раз пробовали сделать такое, помнишь? Но что-то у нас тогда не совсем получилось. Теперь-то все получится как надо. На этот раз мы призываем правильный ветер. Не Хуракан, а Ветер Перемен, потому что нам кое-что нужно изменить.
Согласна? Тогда нарисуй спираль на рассыпанном по полу красном сахарном песке.
Теперь произнесем заклинание. Понятно, что его слова тебе неизвестны, но мелодию-то ты знаешь и можешь, если захочешь, петь вместе со мной. Ну, пой…
V'là l'bon vent, v'là l'joli vent…
Правильно. Только давай чуточку потише.
Да, так хорошо. Теперь смотри: вот эта куколка — Ру. Ты его не очень хорошо знаешь, но ничего, скоро узнаешь. А это — наша мама, видишь? Она в своем красивом красном платье. И по-настоящему ее зовут Вианн Роше. Именно это имя я и шепнула куколке на ушко. А это что за куколка — с волосами цвета манго и большими зелеными глазами? Это же ты, Розетт! Ты. И мы всех их поставим вот здесь в кружок и зажжем свечи, а в центре круга нарисуем знак Эекатля. Потому что все эти люди принадлежат друг другу — как те персонажи в сказочном вертепе на площади. И тогда они скоро снова будут вместе, и мы сможем стать настоящей семьей…
А это еще кто? Кто это стоит за пределами нашего желтого круга? Это Тьерри со своим мобильным телефоном. Нам совсем не нужно, чтобы этот ветер навлек на него какую-то беду, но с нами он больше не может оставаться, потому что у тебя может быть только один отец, Розетт, а он тебе никакой не отец. Так что придется ему уйти. Извини, Тьерри.
Слышишь, как воет ветер снаружи? Это Ветер Перемен летит сюда. Зози говорит, что ветер можно оседлать, что его можно приручить и выдрессировать, как дикую лошадь, и заставить делать только то, чего от него хочешь ты. Можно стать воздушным змеем или птицей, можно исполнить чье-то желание, можно воплотить в жизнь самую свою заветную мечту…
Если бы мечты стали конями, то и нищие скакали бы верхом.
Ну что ж, Розетт. Давай и мы поскачем!
15 декабря, суббота
Просто удивительно, каким обманщиком порой может оказаться ребенок! Он точно домашняя кошка, которая днем мурлычет на диване, а ночью превращается в безжалостного убийцу и с королевским презрением воспринимает свою обычную жизнь.
Анук, конечно, не убийца, во всяком случае пока, но есть, есть в ней нечто дикое. Я, разумеется, только рада была это узнать — мне отнюдь не требуется ручная домашняя киска, — однако теперь придется глаз с нее не спускать, чтобы она еще чего-нибудь не предприняла у меня за спиной.
Во-первых, она сумела без меня призвать Эекатля. И я ничуть этим не возмущена — напротив, я ею даже горжусь. Она — натура творческая, изобретательная и уже сама придумывает ритуалы, если существующие ее не удовлетворяют, в общем, прирожденная поклонница Хаоса.
Во-вторых, — что значительно важнее — она вчера тайком отправилась на свидание с Ру и, к сожалению, вопреки моим советам. Хорошо еще, что она все описывает в своем дневнике, который я, естественно, регулярно просматриваю. Сделать это нетрудно: Анук, как и ее мать, хранит свои «секреты» в коробке из-под обуви, засунув ее в самый дальний ящик гардероба — слишком предсказуемо, зато удобно, — так что я теперь, поселившись у них в доме, читаю оба дневника.
Что оказалось для меня весьма полезно. Например, я узнала, что сегодня в три часа Анук встречается с Ру на кладбище. С одной стороны, лучше и быть не может; мои планы относительно Вианн близятся к завершению, и пора сменить декорации. Но план похищения чьей-то жизни куда легче изложить на бумаге, чем осуществить; вообще-то обычно мне вполне достаточно нескольких счетов за коммунальные услуги и украденного из сумочки в аэропорту паспорта; мне хватит даже имени на свежей могильной плите — и работа, считай, сделана. Хотя на этот раз мне нужно нечто большее, чем просто другое имя, мне мало простых банковских данных или денег, снятых со счета.
Разумеется, для такой игры нужно быть настоящим стратегом. Ибо здесь, как и при решении любых стратегических задач, важно не только распределить все части головоломки по своим местам, но и сделать это так, чтобы твой противник даже не заподозрил, что происходит, и только после этого решить, какими частями ты можешь пожертвовать, чтобы выйти из игры победителем. Ну а потом состоится поединок — настоящий поединок воли — между Янной и мною; и я, признаться, предвкушаю этот поединок с куда большим нетерпением, чем ожидала. Встретиться с ней лицом к лицу в самом последнем раунде, понимая, что стоит на кону для нас обеих…
Да, эта игра действительно будет стоить свеч!
Итак, подведем итоги. Помимо всего прочего, меня весьма интересовало содержимое пиньяты Янны, я весьма прилежно трудилась над этой загадкой и обнаружила немало всякой всячины.
Во-первых, она не Янна Шарбонно.
Впрочем, это мы уже знаем. Гораздо интереснее то, что она и не Вианн Роше — во всяком случае, об этом свидетельствуют некоторые вещички, хранящиеся у нее в шкатулке. Я чувствовала, что пропустила нечто весьма важное, и на днях, когда ее не было дома, снова там порылась и довольно быстро обнаружила то, что искала.
На самом деле я эту вещь видела и раньше, но не обратила на нее должного внимания, поскольку меня в основном интересовала именно Вианн Роше. Но эта вещь по-прежнему там, в шкатулке, — перевязанный выцветшей красной ленточкой амулет на счастье, которому самое место на дешевом браслете или в рождественской хлопушке; это серебряная кошечка, вся почерневшая от времени. И Вианн хранит его у себя в шкатулке вместе с молочными зубами Анук и потрепанной колодой карт Таро, явно знававших и лучшие времена.
Вианн, как и я, предпочитает путешествовать налегке. Ничто из бережно хранимых ею предметов не носит оттенка тривиальности. Каждая вещичка имела вескую причину быть спрятанной в шкатулку, и уж разумеется, в первую очередь этот серебряный амулет. Между прочим, о нем упоминается и в той газетной вырезке, потемневшей от ветхости и ставшей настолько хрупкой, что я даже не осмелилась ее развернуть; там говорилось об исчезновении полуторагодовалой Сильвиан Кайю, которую более тридцати лет назад беспечная мать оставила в коляске у дверей аптеки.