Локи пробормотал заговор, бросил Кен и Райдо. Если бы кто-нибудь очутился рядом, то очень удивился бы, увидев, как юноша со шрамами на губах и с тревогой на лице съежился, усох, сбросил одежду и превратился в маленькую коричневую хищную птицу, которая секунду или две смотрела вокруг яркими, совсем не птичьими глазами, затем взлетела, дважды обогнула холм по расширяющейся спирали, поднялась в восходящих потоках воздуха и направилась к Семи Спящим.
Но никто обладающий истинным зрением не был бы, конечно, обманут ни на минуту. Слишком хорошо различим был ее фиолетовый след.
Нат Парсон наслаждался собой. Дело было не только в праздничной рясе или в ощущении, что все смотрят на него, величаво восседающего на белом коне. И не в пристальном внимании гостя из Края Света, который наблюдал за ним (с восхищением, как надеялся Нат) со своего поста у Ока Лошади. И не в благородном звучании собственного голоса, раскатывавшегося по холму, не в реве землеройных машин, не в дыме костров или ярмарочных шутих, которые трещали и сверкали. И даже не в том, что надоедливая девчонка наконец-то получит свое — и она, и чужак. Нет, все это было приятно, но корни счастья Ната Парсона уходили глубже.
Конечно, он всегда знал, что рожден для величия. Его жена Этельберта тоже видела это — вообще-то именно она уговорила его предпринять то долгое и опасное паломничество в Край Света, чтобы затем пробудиться для сурового долга веры.
Никто не отрицает, что Нат был поражен совершенством Универсального города, его монастырями и соборами, его впечатляющими галереями, его законами. Нат Парсон всегда почитал Закон — то, что Закон представлял собой в Мэлбри, — но Край Света окончательно открыл ему глаза. Впервые Нат узрел совершенный Порядок — Порядок, насажденный всемогущим духовенством в мире, где быть священником, даже деревенским пастором, означало снискать невиданные доселе власть, уважение и страх.
И Нат обнаружил, что ему нравится обладать властью. Он вернулся в Мэлбри с жаждой большего и последующие десять лет при помощи все более суровых проповедей и зловещих предостережений о грядущих ужасах собирал под своим крылом все больше почитателей, последователей, поклонников и учеников, в тайной надежде, что однажды его могут призвать на бой против беспорядка.
Но Мэлбри была тихим местом, и жизнь в ней текла вяло и сонно. В ней и обычные-то преступления случались редко, что же до смертельных преступлений — таких, какие позволили бы ему воззвать к епископу, а то и к самому Ордену, — то они были делом неслыханным.
Лишь однажды Парсон применил свою власть, когда черно-белая свиноматка была приговорена к смерти за неестественные деяния. Но его начальство с сомнением отнеслось к данному случаю, и лицо Ната рдело как свекла, когда он читал ответ Торвала Бишопа из-за перевала.
Торвал, разумеется, был из Райдингза и пользовался любой возможностью высмеять соседа. Неприятно. С тех пор Нат Парсон искал случая сравнять счет.
Если бы Мэдди Смит родилась на несколько лет позже, часто говорил он себе, ее можно было бы счесть ответом на его молитвы. Но Мэдди уже исполнилось четыре года, когда Нат Парсон вернулся из Края Света, и если новорожденное дитя еще можно было взять под опеку, то тут нечего было и пытаться — пришлось переделать Закон Края Света под нужды прихожан, дабы не навлечь недовольства Торвала Бишопа и ему подобных.
И все же он следил за девчонкой Смита и оказался прав: от такого вопиющего преступления, как это, Торвал не смог отмахнуться. Нат встретил гостя из Края Света с чувством долгожданного удовлетворения.
Нату здорово повезло. Замечательно было уже то, что экзаменатор из Края Света согласился осмотреть его скромный приход. По счастливой случайности, этот самый экзаменатор (приехавший с официальным поручением в Райдингз) находился всего в дневном переходе от перевала Хиндарфьялль, что выходило за рамки самых смелых надежд Ната. Ведь это значило, что можно не ждать недели или месяцы, пока чиновник приедет из Края Света, — экзаменатор доберется до Мэлбри всего за сорок восемь часов. Также это значило, что Торвал Бишоп не сможет вмешаться, как бы ему ни хотелось, — и уже одного этого хватало, чтобы наполнить сердце Ната Парсона праведным ликованием.
Экзаменатор сказал Нату множество хвалебных вещей: превознес его преданность долгу, выказал лестный интерес к мыслям Ната насчет Мэдди Смит, ее дружка, одноглазого коробейника, и артефакта, который они называли Шепчущим, — о нем Адам узнал из их разговора на склоне холма.
— И с тех пор никаких следов ни мужчины, ни девочки? — спросил экзаменатор, оглядывая холм светлыми глазами.
— Никаких, — ответил пастор. — Но мы все равно найдем их. Даже если нам придется сровнять холм с землей, мы найдем их.
Экзаменатор одарил его одной из своих редких улыбок.
— Не сомневаюсь, брат, — сказал он, и по спине Ната прокатилась сладостная дрожь.
«Брат, — подумал он. — Ты можешь на меня рассчитывать».
Адам Скаттергуд тоже наслаждался собой. За короткое время, прошедшее после исчезновения Мэдди, он почти полностью забыл то унижение, которому подвергся в руках ведьмы, и чем большая суета поднималась, тем больше он мнил о себе. Для мальчика с таким ограниченным воображением Адам поведал очень многое, подогреваемый Натом и своим собственным желанием утопить Мэдди раз и навсегда.
Результат превзошел все их ожидания. Рассказы повлекли поиски, волнения, визит епископа, экзаменатора — экзаменатора, без шуток! — а теперь еще и изумительную смесь ярмарки и охоты на лис, с Адамом в роли юного героя дня.
Адам бросил быстрый взгляд через плечо. На холме было четыре машины, четыре гигантских сверла из дерева и металла, каждую из которых тащили два быка. Из четырех просверленных дыр, по две с каждой стороны Лошади, летели комья красной глины. Вокруг дыр копыта животных протоптали в земле такие глубокие борозды, что очертания Лошади почти стерлись, но Адам все равно видел, что вход запечатан надежно, как всегда.
Бам-бам-бам!
Одно из сверл снова налетело на камень. Быки напряглись и заревели. Нат Парсон возвысил голос над скрежетом механизма. Прошла минута, другая. Быки не останавливались, сверло сделало пол-оборота, и — крак! — механизм завертелся вхолостую.
Двое мужчин подошли к животным. Третий забрался в дыру, чтобы оценить вред, нанесенный сверлу. Оставшиеся машины неумолимо продолжали работать. Ната Парсона неудача оставила равнодушным. Экзаменатор предупредил его, что может понадобиться время.
Миром правят не короли, а историки.
Пословицы, 19