Теперь вдруг он ясно осознал, насколько Людвиг с его природной четностью и верой в благородство и идеалы добра не вписывается в окружающий его мир. Насколько он сам неземной, нереальный, случайно заброшенный в этот жестокий, злобный мир. Лживые, подлые законы которого казались ему поистине невыносимыми, а условия не то что счастливой жизни, да и жизни вообще – неисполнимыми.

В тот день он напился, велев шоферу везти его к любовнице, но по дороге вдруг приказал остановиться у храма Святого Георгия и, влетев туда, поставил две свечки: «за здравие» Людвигу и «за упокой» себе. После чего плакал и до утра жалел себя, утешаясь крепкой водкой в обществе без умолку ругающей его за пьянство любовницы.

Виктория Браун

Распрощавшись с братом, Людвиг написал Вагнеру трогательное письмо, в котором благодарил его за счастье дружбы, умоляя не падать духом и не поддаваться на угрозы и лживые обещания. «Не будем сетовать, не будем обращать внимание на измены и вероломство. Чтобы не допустить ничьего влияния на нас, удалимся от внешнего мира».

Единственное, чего хотел измученный постоянным сопротивлением король, было исчезнуть, выключить себя из реальности, забыться, ускользнуть в мир грез, где царствуют любовь и вера, где живут благородные рыцари и их дамы.

Поначалу так хорошо принявший его народ теперь на каждом шагу чинил ему препятствия, газетчики подстраивали козни, а он, монарх, не мог не только оградить от человеческой злобы самого дорогого на свете человека, он был бессилен спасти себя самого.

Впрочем, о себе Людвиг думал меньше всего. Сразу же после вступления на престол дед передал ему и бразды правления в ордене, сообщив о предсказании и открыв перед юным королем его миссию на этой земле.

И вот настало время, когда он не знал, что делать дальше. Мессия красоты не мог жить со связанными руками, так же как соловей не смог бы жить, если бы ему запретили петь, как солнце потухло бы – запрети ему господь изливать свет и тепло на землю и другие планеты. Людвиг понимал, что такая жизнь убьет его. Но что значит его жизнь по сравнению с терзаниями композитора, которого он лично выписал в Баварию. Со страданиями гения и благородного человека.

Людвиг созвал орден и снова попросил денег. На этот раз отказ пришел сразу же, едва только король начал свою пламенную речь.

За что весной он отказался участвовать в ежегодном празднике ордена, чем обидел членов королевской семьи и представителей старинных аристократических семейств, каждый из которых имел посвящение. Иллюминаты были в восторге, считая, что после произошедшего им удастся переманить короля на свою сторону или добить его, воспользовавшись случившейся размолвкой между членами ордена и их магистром.

Из окна дворца Людвиг наблюдал торжественную процессию одетых в орденские плащи и торжественные облачения рыцарей, после того как он стал магистром, он вернул многие древние ритуалы, традиционные одежды и знамена, испокон веков отличающие орден Святого Георгия от любого другого ордена.

В этот день происходило торжественное освящение и открытие нового военного госпиталя, построенного на средства ордена. Людвиг тоже приложил руку к этому проекту и даже настоял, чтобы орден взял на себя заботу о раненых. Но, поскольку теперь он устранился, о его заслугах никто не вспомнил.

Целый день Людвиг просидел во дворце, заставляя музыкантов играть одни и те же арии из «Лоэнгрина». Вечером, не выдержав, он отправился на репетицию «Тристана и Изольды» в капеллу.

Вопреки ожиданию, первый, кого он там встретил, был Отто, который, по всей видимости, уже давно поджидал его.

Воспользовавшись отсутствием короля, Отто вольготно расположился в его ложе вместе с двумя дамами, одежда и облик которых говорили об их вкусе и достатке.

– Прошу прощения, любезный брат, – Отто лучезарно улыбнулся, – вот решил поглядеть, какие чудеса творит здесь господин Вагнер, и… занял твое место. Хотя если мы тебе мешаем, мы можем… – он сделал попытку встать, но Людвиг усадил его в королевское кресло. Он был взволнован и растроган тем, что брат пришел посмотреть на их с Вагнером детище. Любитель венской оперетки, Отто обычно не посещал священных для Людвига мест.

– Ты пришел, чтобы обсудить что–то или… – король поймал на себе сияющий взгляд одной из спутниц Отто, отчего–то смутившись при этом. – В жизни не поверю, будто ты вдруг почувствовал тягу к поэзии или серьезной музыке.

– Никакой особой тяги, конечно, нет, – Отто развел руками, – врать не стану. Просто газеты писали, что для исполнения двух заглавных партий Вагнер пригласил супругов Шнорр [30] . Вот я и заявился сюда в надежде познакомиться с этими певцами, чтобы пригласить их на торжественный ужин. Кстати, буду рад видеть и тебя тоже… – он тоже смутился. Последний разговор с братом вывел его из равновесия, в которое теперь Отто мог вернуться, лишь изрядно набравшись и привычно уже потеряв человеческий облик.

– Отлично, я с удовольствием вас друг другу представлю, – Людвиг хлопнул брата по плечу, невольно отмечая, что тот пополнел и выглядит несколько мешковато.

– Не стоит беспокоиться, нас уже представил друг другу Рихард. Он только что был здесь. Должно быть, заметил в королевской ложе движение и решил, что это вы. Он узнал меня, потому что видел при дворе, а я его из газетных публикаций. В общем, мы познакомились. Кстати, познакомься: госпожа Виктория Браун, – он галантно поклонился одетой в черное даме, взгляд которой до этого заставил короля смутиться. – Госпожа Виктория служила два года назад на Дрезденском театре, после чего была приглашена в частную труппу господина Густава Миллера, что у летнего королевского парка. Сегодня она прослушивалась господином Вагнером и была принята в труппу капеллы. Слышал бы ты ее голос. Она будет дублершей госпожи Шнорр.

Людвиг поклонился, целуя поданную ему ручку под тонкой черной с серебром перчаткой. Пальчики были холодными.

Актриса вздрогнула, ее ресницы метнулись вверх и сразу же вниз, так что глаза сверкнули лишь на мгновение, заставив короля потерять дар речи. Они так и стояли молча, глядя друг на друга, точно пораженные ударом молнии.

В конце концов, Виктория взяла себя в руки первая, густо покраснев и низко опустив лицо, представила Людвигу свою подругу. Но тот не разобрал имени. Посидев немного в зале и послушав пение новой звезды, они решили прогуляться по фойе, при этом Людвиг подал руку Виктории.

– Когда я слушаю оперы господина Вагнера, мне кажется, что я улетаю туда, в далекий, но отчего–то родной мне мир. Еще девочкой я часто видела во сне, будто я живу в старом рыцарском замке, вокруг меня идет обыденная, повседневная жизнь старой Франции, Англии или Германии. В тех снах у меня другое имя, другая одежда. Но я остаюсь собой. Сейчас, когда маэстро пригласил меня в капеллу. О, счастье! Мне кажется, что моя мечта сбывается, и теперь я смогу не только видеть мир своей радости во сне, но и в реальной жизни пребывать в нем. Вы понимаете меня, Ваше величество? – Виктория обратила на Людвига свои прекрасные глаза царицы фей, и он вновь затрепетал под ее взглядом, ощущая прикосновение ее крохотной ручки, слушая нежный, мелодичный голос.