И если Виктории было поручено околдовать Людвига, заставив его влюбиться в нее, в задачу Альберта входило, рассказав королю про проклятие русалки, заставить его поверить в эту историю. Для того чтобы на озере он невольно оказался в объятиях дамы.
А там, либо они погибли бы вместе, либо Людвиг окончательно влюбился бы в нее, добровольно приняв агента иллюминатов в свое ближайшее окружение.
Время шло, и 10 июня 1865 года состоялось премьера «Тристана и Изольды». Опера поражала своей новизной и высочайшей техникой исполнения. Оформление спектакля было настолько изумительным, что о нем не могли сказать ничего дурного даже ярые антивагнеристы.
В тот день зал разделился на два враждующих между собой лагеря. Иллюминаты, которые начали свистеть, едва только поднялся занавес и зазвучала увертюра, и поклонники творчества Вагнера, которые рукоплескали после каждой удачной партии. И те и другие почти что в одинаковой мере мешали спектаклю, который закончился полной овацией.
Король был в восторге! На следующий день газеты писали об успехе Вагнера и Людвига, щедрость которого помогла создать на сцене атмосферу истинного чуда. Еще черед две недели Народный мюнхенский театр был обклеен афишами, приглашающими посмотреть пародию на «Тристана и Изольду».
Стараниями иллюминатов билеты на это представление продавались за гроши, а также в порядке спонсорской помощи выдавались во всех школах и гимназиях, так что вскоре зрителей, увидевших пасквиль, стало значительно больше по сравнению с теми, кто видел истинную вагнеровскую оперу.
25 августа 1865, то есть в день своего рождения, на Шванзее в Хохеншвангау Людвиг поставил феерию Лоэнгрина, пригласив на главную роль своего юного родственника князя Пауля Турн–Таксис, который в костюме рыцаря Лебедя плыл на лодочке по настоящему озеру, исполняя одну из заглавных арий оперы. Вагнер был в восторге, а вместе с ним радовался удаче король.
В этот день горы, деревья, озеро и конечно же прекрасный замок – все сделалось декорациями спектакля Людвига. В конце представления все еще одетый в театральный костюм князь преклонил колено перед королем, признавшись, что пожертвовал своим титулом, данной ему богом властью и состоянием, дабы служить музыкальному гению Вагнера.
Тут же под восторженные вопли вагнеровской труппы он был торжественно принят в театр простым актером.
Осенью Людвиг и князь Таксис отправились в путешествие по Швейцарии.
Воспользовавшись отсутствием короля, руководство секты иллюминатов приняло решение нанести последний, решительный удар по Вагнеру.
В Мюнхене произошла подстроенная иллюминатами демонстрация кучки молодых людей, выступавших с транспарантами, на которых было написано: «Долой Вагнера!» и «Долой Людвига!». Они шли по направлению к театру, разбивая по дороге витрины в магазинах, срывая афиши и ломая скамейки. Вмешавшаяся в дело полиция предложила всем немедленно разойтись по домам, но это только подогрело демонстрантов. Начавшаяся стычка длилась около десяти минут, после чего несколько человек были арестованы, остальные же благополучно сбежали.
Инцидент не представлял собой никакой реальной опасности, но министр полиции тут же отбил телеграмму Людвигу, что не в состоянии обеспечить безопасность находящегося в Баварии Вагнера. В конце телеграммы он сообщил, что подаст в отставку, если только композитор немедленно не покинет Мюнхен.
Несмотря на то что никаких антивагнеровских манифестаций больше не повторилось и демонстрация осталась единственным неприятным инцидентом, пресса представила все так, словно Бавария находится на пороге революции или даже гражданской войны, вызванной недовольством широких масс.
На вокзале Людвига встречал усиленный эскорт полиции. Армейские силы были введены в Мюнхен в ожидании готовящихся беспорядков. Так что вдоль всей дороги к мюнхенскому дворцу Людвиг видел стоявших с оружием в руках военных. Прямо посреди улиц были установлены шлагбаумы, где проверялись документы. Патрули расхаживали по городу, выискивая пьяных или подозрительных лиц и задерживая их для выяснения личности. Полицейские власти готовились ввести в Мюнхене комендантский час.
В королевском дворце толкались сбитые с толку и взволнованные родственники Людвига.
– Мой мальчик! – королева–мать бросилась на шею сыну, едва только тот вошел в приемный зал, где должен был состояться семейный совет. – Я думала, что уже не увижу тебя живым! Этот человек – этот злой гений погубил тебя, и теперь твой народ готов растерзать вас обоих! О, в чем мы провинились перед Господом?!
Совещание длилось около часа, при закрытых дверях, за которые не были допущены ни члены правительства, ни прислуга с напитками и угощениями, как это было принято на обычных заседаниях совета.
Когда распахнулись двери, ожидавшие решение короля министры увидели бледного и расстроенного, но все же державшегося с благородством и свойственным ему изяществом Людвига.
Отыскав глазами министра полиции, с деланным безразличием король сообщил ему, что в самое ближайшее время Рихард Вагнер оставит Мюнхен. «Я хочу показать моему дорогому народу, – сказал он, – что его доверие и любовь я ставлю превыше всего».
После чего, ни с кем не попрощавшись, он удалился в свои покои, где плакал несколько часов подряд, закрывая голову подушкой, чтобы никто не слышал его рыданий и не стал невольным свидетелем безысходного горя.
Потеряв сначала любовь, а затем единственного друга и учителя, Людвиг не мог уже без раздражения смотреть в лица своих подданных. Вновь светило солнце, пели птицы, в кофейнях собирались поэты, устраивались вечеринки, лотереи, заседали различные общества и клубы.
В театрах шли спектакли. Все было как всегда, только в Баварии больше не было Вагнера, без которого жизнь короля теряла свой смысл.
Глядя на беззаботно развлекавшихся и довольных собой людей, Людвиг боролся с искушением крикнуть в их пустые лица, что это из–за них Бавария утратила великого гения, способного обогатить эти серые жизни, помочь им прозреть, почувствовать цель жизни.
Но он не делал этого, понимая, что снова будет не понят. Как не понят сейчас в своем горе и одиночестве. Много раз он думал о князе Пауле Турн–Таксисе, который сумел разорвать свои цепи, для того чтобы служить прекрасному.
Людвиг завидовал князю и одновременно с тем не понимал его. Как может человек, которому самой судьбой указано управлять другими людьми, настолько забыться, чтобы бросить все на алтарь собственного тщеславия и амбиций. Нет, Людвиг не мог поступить так же. Будучи уверенным в богоизбранности, он не смел оставить своего поста, пока судьбе не будет угодно сменить его на троне и в жизни.
Иногда эта ноша казалась ему неподъемно тяжелой. Иногда он был готов бросить все на младшего брата и убраться из Баварии на поиски своего счастья.
Надеясь избавиться от мучившей его хандры, Людвиг убедил себя, что когда–нибудь, возможно, ему удастся вернуть Вагнера в Мюнхен. В ожидании друга он начал строительство замка в средневековом стиле, все стены которого должны были быть расписаны картинами из Зигфрида и Тристана, Парсифаля и Лоэнгрина.