– Сеньор, – тихо позвал я.
Раймон закончил строку и поднял на меня свои безмятежные темно-карие глаза.
– Что ты хочешь от меня, любезный Анри? Неужели того же, чего хотят от меня мой отец и моя мать? То есть объяснений. Фи, ты мог бы разобраться со всем сам.
– Но, господин, неужели и вправду... – я не смог найти в себе силы продолжить начатую фразу. – Как же вы посмели?
– Кто посмел? Я посмел? – Раймон насупил брови. – Можно подумать, что этой юной шлюхе не все равно с кем! Она точно такая, как и ее непотребная мамочка! Что же касается проклятого трубадура, то он получил по заслугам. Возможна ли такая дерзость – покушаться на то, что тебе не может принадлежать по самому твоему рождению... – Он отложил перо. – Согласись, Анри, я не мог не наказать прелюбодея и изменника. Да, изменника, – казалось, он изумился внезапно посетившей его мысли, – ведь он был принят на службу в замок моим отцом, доверия которого он не оправдал, вступив в преступную связь с его дочерью. Как это тебе?
– Но что сотворили вы?! – Мой голос сделался глухим, точно исходил он уже не из моего тела, а из самой преисподней, открывшей свой зев прямо под полом замка. Лица моего коснулось адово пламя, и кровь прилила к голове.
– Признаться, я совсем не собирался заниматься этим с собственной сестрой, ты веришь мне, Анри? Но когда я увидел ее – юную и прекрасную, точно богиня зари, в розовой рубашке с румянцем на щечках... Я просто не смог устоять. Мужское сердце не камень, ведь так?..
Меня трясло.
– Но она ведь ваша сестра! Я понимаю, вы покарали трубадура, но ее... Вспомните, как вы сами запретили мне убить крестьянку, которую до этого вы спасли от насильника. Вы запретили мне тогда убить ее, хотя именно она и стала преградой между вами и вашей мечтой! Крестьянка и сестра!
– А как ты сам обошелся с невестой своего брата, несравненной Амалией? – Лицо Раймона вдруг сделалось белым, точно полотно. – Разве ты не пытался убить своего старшего брата, и где теперь твоя дочь?
Ноги подкосились, и я был принужден схватиться рукой за стену.
– Вот видишь, милый Анри, все мы не без греха, но я не виню тебя, так и ты, сделай такую милость, не обвиняй меня. Признаться, мне и так нелегко сносить все это.
Он положил руку мне на плечо, отчего я задрожал, не в силах сдержать охватившего меня отвращения.
– Вот видишь, мой друг, как неправильно было всем вам сбивать меня с моего личного пути. Ведь уйди я тогда к «добрым людям», все бы и обошлось.
Удивительно, как в тот миг я не свернул шею своему юному господину, будущему Раймону Шестому, ведь так хотелось, так хотелось, так...
Через месяц к замку подъехала блистательная кавалькада, и я увидел невесту Романе – рыжую и смешливую четырнадцатилетнюю мадонну Эрмезинду.
«Возможно, эта жизнерадостная и веселая девчонка сумеет, наконец, укротить нрав тулузского наследника», – подумал тогда я.
К сожалению, Эрмезинда не смогла зажечь огонь любви в сердце Романе, формально он женился на ней, как и велел ему отец, но после той злополучной истории с пажом и сестрой наследник вошел во вкус. Так, распростившись вечером с придворными, он кротко отправлялся в спальню жены, но буквально проходил эту комнату насквозь, то есть прямо в сапогах, не снимая с себя одежды и плаща, Раймон шествовал через собственное супружеское ложе, минуя которое, он выходил через секретный ход, где уже поджидали его дружки.
Все вместе они отправлялись на ночную охоту в город. Там они искали «дичь» в надежде поживиться ею и вволю поразвлечься. Так, они могли вдруг атаковать какой-нибудь богом забытый кабачок, где целовали женщин и избивали мужчин. Им нравилось, подкараулив пьяницу, снять с него всю одежду, оставив бедолагу посреди улицы. Встреченных на пути шлюх они обливали краской или состригали бедняжкам волосы.
Признаться, я не сразу узнал о проделках Романе, а узнав, пришел в ужас от того, сколько неприятностей могло подстерегать наследника Тулузы в его же городе. К тому же мессен де Савер до сих пор не отыскал конкурирующей с ним школы, выходя лишь на отдельных исполнителей или обнаруживая свежие жертвы. Так что опасность можно было ожидать откуда угодно.
Понимая, что не сумею убедить Романе отказаться от опасных вылазок, я решил войти в его компанию, дабы все время быть подле господина.
Любопытно, что граф Раймон ничего не знал или знать не хотел о проделках наследника, который ничем не выдавал своих дурных наклонностей. На какое-то время Романе словно затаился. Днем он был покорным сыном, принимал участие во всех мероприятиях отца, вел от его имени переговоры, отправлялся во главе небольших отрядов утихомиривать вдруг вспыхнувшую ссору между баронами графства или расследовать какое-нибудь преступление.
Он уже не морщился, присутствуя на допросах и казнях. Подражая катарам, Романе никогда не расставался с Новым Заветом, который был необходим для получения последнего утешения, на случай, если такая необходимость возникнет где-нибудь в пути. Для этой же цели рядом с ним всегда были от двух до четырех Совершенных, сопровождающих его во временной жизни ради жизни вечной. Не став Совершенным и не войдя в катарскую общину, Романе помогал матери подготавливать лучшие залы дворца для катарских собраний и неизменно присутствовал на них, опускаясь на колени во время благословений и принимая приносимый Совершенными хлеб.
После четырех лет супружеской жизни прекрасная супруга подарила ему, наконец, наследника, которого по традиции также назвали Раймоном.
Казалось, что Романе самый счастливый человек на свете. Он с такой любовью и заботой относился к крошке сыну, с такой вежливостью и галантностью подносил кубок с вином своей дорогой женушке, так нежно нашептывал ей что-то на ушко!
Все эти знаки благополучия и счастья могли бы ввести в заблуждение кого угодно, но только не меня. Человека, уже несколько лет следовавшего за юным наследником Тулузы, словно его мрачная тень. Я-то прекрасно знал, что раз или два в неделю Раймон идет в спальню своей жены для того, чтобы прошествовать в сапогах по ее ложу и скрыться за заветной дверью. При этом Романе не заговаривал с женой и не смотрел в ее сторону, словно ее и не было, или безжалостно отталкивал ее в сторону, если она пыталась заслонить собой проклятую дверь. Все это время прекрасная Эрмезинда не смела слова сказать свекру или свекрови о том, как обходится с ней муж. Вместо этого она таила обиды и искала спасения в дурманящем вине и веселых трубадурах, украшающих ее Двор любви.
Раймону не было дела до того, как и с кем проводила время его супруга. Он обожал сына, оставаясь равнодушным и холодным к его матери.
Наблюдая за тем, как мой господин возится с мальчишкой, я невольно страдал оттого, что не могу обнять свою дочь.
В год, когда у Романе появился первенец, ей исполнилось одиннадцать лет. Юная наследница Лордат была белокура, как и ее мать, с голубыми сияющими глазами. Обычно она играла недалеко от замка в окружении слуг и нянек. Несколько раз я видел ее вместе с Пьером. Как выяснилось многим позже, мадонна Амалия тяжело захворала после рождения малышки и несколько лет не покидала после этого своей комнаты.