– Такая красивая донна Аделаида, такая изящная и образованная, из такой семьи – и вынуждена сочетаться браком с человеком без чести! – Он рыгнул, и тут же Каркассонский сюзерен вскочил со своего места и, обнажив меч, прыгнул на стол, встав на него сразу же двумя ногами и распрямившись во весь рост. Его глаза метали молнии, а на обнаженном клинке плясали отблески пламени освещающих трапезный зал факелов.

– Что ты сказал, пес? Кто не имеет чести?! – заорал он, раскидывая блюда с едой и не отрывая глаз от обидчика.

– А как я должен величать человека, продавшего кровь своего отца?! – заорал в свою очередь дворянин, обнажив свой меч и делая попытки взобраться на свое кресло. Тем временем Роже подскочил к нему и, не дав противнику выбраться из-за стола, замахнулся мечом.

На турнире я уже имел возможность наблюдать, как орудует этой штукой потомок Транкавелей, и не стал останавливать его. Бесполезно.

– Помнишь горожан Безь... – раздался свист разрезаемого воздуха, и голова тулузского дворянина шмякнулась на стол. – Безье... – прошептали мертвые губы.

– Прошу прощения, благородный мой тесть, – Роже-Тайлефер спрыгнул со стола и, не замечая наставленных на него мечей, подошел к Раймону Пятому. За его спиной слуги выволакивали из зала еще дрыгающееся в последних конвульсиях тело. – Простите мой поступок, но дело в том, что ваш гость жестоко оскорбил меня, и стерпи я подобное после всех тех почестей, которыми вы осыпали меня на турнире, это могло бы бросить тень и на мою прекрасную даму, которой я поклялся в верности и непорочности нашей любви. – Он поклонился, не вытирая меча и ожидая, как будет развиваться ситуация. Приехавшие с ним рыцари сбились в кучу около своего сеньора.

Когда Раймон извинился перед своим будущим зятем за пьяную выходку покойника, Роже Второй сел за стол, вручив свой меч оруженосцу, который тут же принялся отчищать его от крови.

Тем не менее праздник был омрачен, и не оставалось ничего другого, как напиться.

Все вздохнули с облегчением, когда в назначенный час Романе и супруга встали со своих мест и проследовали в приготовленную для них спальню. Немногим позже Аделаида простилась со своим женихом и ушла в сопровождении придворных дам.

В тот день я оставил Марию в замке. Тем не менее какое-то внутреннее чувство подсказало мне, что история с оскорблением за праздничным пиром и таинственными горожанами Безье получит свое развитие в самое ближайшее время. Так и вышло.

Утро в часовне тулузского замка

Едва первый луч рассвета озарил горизонт, в дверь постучали. На пороге стоял паж Романе Антуан, который попросил меня срочно прийти в замковую часовню, где дожидается меня мой молодой господин.

Я быстро оделся, опоясался мечом и через несколько минут был там. Напротив окна, так, что я видал лишь силуэты, сидели трое. Один из них, судя по росту и телосложению, был Романе. Я поклонился ему и только тут признал в сидящем рядом с ним здоровяке властелина Каркассона и Безье. В этот момент паж принес свечи, и я машинально взглянул на третьего собеседника, им оказался король Арагона Петр. На редкость венценосная получилась троица. Роже-Тайлефер Транкавель, казалось, не мог сидеть спокойно на одном мете. В отличие от Романе, он опять был во всем вооружении, так что создавалось впечатление, будто он не переодевался с самого своего выезда из Каркассона. Романе был одет по-домашнему, в мягких, обрезанных у самой щиколотки и разношенных до такой степени сапогах, что их можно было надеть без помощи рук. Теплое вязанное блио было подбито мехом. Его начавшее полнеть лицо в слабом рассветном пламени казалось образцом спокойствия и безмятежности, темные кудри были завиты и благообразно уложены.

Петр Арагонский был в красном, с гранатовым ожерельем на груди и изящным женским шарфом на плече, которым он, по всей видимости, очень гордился. Мне уже случалось видеть этого рыцаря прежде. Петр Арагонский был высок и худ. Он не писал стихов, не любил менять лошадей и оружия, был весьма сведущ в соколиной и псовой охоте. Но самое главное – был редкостным интриганом и весьма мстительным и желчным человеком, так что с ним невольно приходилось держать ухо востро.

Во всяком случае, если бы я хоть раз наступил ему на ногу или каким-то иным способом вызвал его немилость, мне не следовало уже расслабляться в его присутствии.

Тем не менее я знал, что из этих троих рыцарей бояться стоит именно моего такого спокойного и тихого с виду хозяина.

Потому как, если Роже-Тайлефер Транкавель был резок, силен и скор на расправу, а Петр Арагонский мог незаметно стравить между собой противников, чтобы, когда те как следует вцепятся друг в дружку, присвоить себе их добычу и взять в плен их самих, Раймон мог сначала погладить по головке, а потом сунуть эту самую головку в петлю. Иными словами – мой сеньор был славен тем, что он был непредсказуем.

– Я бы хотел, чтобы вы, достойный брат... Надеюсь, что теперь, после того как я женился на вашей достойной сестре, а вы попросили руки моей, я могу называть вас так?.. – Раймон улыбнулся.

– Разумеется. – Не желая сдерживать своего гнева, Роже метался по часовенке, подобно запертому в клетке тигру.

– Так вот, любезный брат, я уже говорил вам, что все военные операции, в которых я так или иначе участвую, я привык обсуждать с моим другом Анри Горгульей, который более опытен в этих делах, чем легион боевых чертей. Поэтому не сочтите за труд, и перескажите ему свою историю, дабы он смог помочь нам мудрым советом.

Я насторожился: обычно с меня не спрашивали мудрых советов. С самого детства Романе привык к словам: «Я хочу», а дальше уже я начинал соображать, как сделать так, чтобы это «хочу» исполнилось.

– Не понимаю, для чего я должен пересказывать историю, каждое слово которой, подобно каплям расплавленного свинца, прожигает мое сердце? – Роже сел напротив меня, какое-то время мы, не отрываясь, смотрели друг на друга. Затем он продолжил: – Возможно, мой брат прав, и я должен сперва вывернуть перед вами душу, чтобы вы решили, будете ли участвовать в задуманном нами деле и согласитесь ли жертвовать своей жизнью ради восстановления справедливости, поруганной чести и всего святого, что только есть в мире.

– Благородный сеньор, если вы не желаете посвящать меня в курс дела, уже по тому, что вы сказали о справедливости и чести, я готов не только участвовать в нем, но и отдать свою жизнь до последней капли крови, ради того чтобы справедливость и честь восторжествовали. – Я выдержал королевскую паузу, наблюдая за тем, как меняются лица присутствующих. – Тем не менее, если бы вы посвятили меня в некоторые подробности предстоящего дела, уверен, это помогло бы мне стать наиболее полезным для вас. – Я вежливо склонил голову перед Роже-Тайлефером.

Каркассонский сеньор порывисто пожал мою руку. Он снова был в тяжелых перчатках.

– Все произошло в тот печальный год, когда мой отец, прославленный и знаменитый виконт Раймон Транкавель, вместе с юным Арагонским королем, королями Англии и Франции выступили против отца Романе, Раймона Пятого, да ниспошлет Господь ему долгие годы жизни. Тулузскому графу тогда исполнилось всего лишь десять лет, но он уже тогда был доблестным рыцарем и великолепным военным стратегом.