При виде выбора господина Тахикиро не выдержала и прыснула, грациозно прикрывая рот. С некоторым смущением ей ответили несколько ронинов. Ал сразу же приметил четверых, наиболее смешливых и велел им всем встать в свой отряд.
Дальше дело пошло проще. Отобрав пятьдесят человек, Ал утер пот со лба и прошелся вдоль строя.
Странно. Создалось впечатление, что если из всей этой вшивой ватаги матерых убийц и бандитов и можно было отыскать пять десятков форменных раздолбаев, то он это сделал.
«Замечательно, – поздравил себя геймер с первой победой, – все что мог, ты уже совершил, второй тайм за сестренкой Тахикиро».
Он выкрикнул ее имя, хотя девушка стояла рядом, и, подтолкнув ее к потеющим на солнце мужикам, показал знаками, что следует делать. Но Тахикиро уже и сама поняла, чего хочет ее господин, и грозно вперилась глазами в вытянувшееся перед ней во фрунт воинство.
Поискав кого-то и не найдя, она велела первым рядам уйти в хвост, после чего начала выдергивать из гущи народа приглянувшиеся ей рожи. Некоторых из ронинов она знала по именам, на ходу перечисляя Алу их достоинства. При этом она то делала вид, что натягивает тетиву лука, то показывала, как скачут на лошадях и рубятся на мечах.
При помощи Тахикиро отряд Ала увеличился еще на пятьдесят головорезов.
– Все. Давай сперва с этими разберемся. – Ал утомленно показал наложнице и Оми, что желает пока остановиться, предоставляя двоим оставшимся командирам отобрать людей для себя.
Говорят, что если рассечь лицо вдоль, помочиться на него и потоптаться по нему соломенными сандалиями, с лица слезет кожа. Об этом поведали священнику Гёдзаку, когда он был в Эдо. Подобными сведениями нужно дорожить.
Ямамото Цунетомо. Из книги «Хагакурэ. Книга Самурая»
Подобно Алу, Оми назвал по списку свою первую сотню людей, и Бунтаро не глядя, велел бывшему сотнику Оды Набунанги встать с его людьми под знамя рода Тода.
Таким образом, триста из шестисот пятидесяти отморозков были пристроены.
Выбранные Алом ронины подходили к нему, вставали на колени, произносили слова клятвы и тут же бежали за мечами, одним длинным и двумя короткими. То же самое делали новые вассалы Бунтаро и Оми.
– Еще по пятьдесят? – спросил Ал по-русски, но так как его шутку никто не мог оценить, показал Тахикиро, что теперь она должна отобрать еще пятьдесят воинов. Для этого он пять раз выставлял перед ее лицом свои ладони с растопыренными пальцами. Умная девчонка все поняла и, поклонившись Алу, отправилась к ронинам. Ал не трогался с места, поджидая новых вассалов.
После Тахикиро Оми отобрал себе еще пятьдесят новобранцев, и то же сделал Бунтаро. Пока все были как будто довольны.
Ал посмотрел на связанных людей, и сердце его сжалось от недоброго предчувствия. Он уже видел, как казнил приговоренных к смерти Касиги Ябу, и понимал, что, если ребятам не помочь, все трое лягут прямо здесь.
Жестами он показал Оми, что пропускает его вперед, подобрать последних пятьдесят человек для личного отряда. Оми не заставил себя ждать. Теперь на солнышке парилось сто пятьдесят душ неприкаянной, бесхозной солдатни.
Ал кивнул Бунтаро, и тот, построив сотню Таканобу и отобрав из них пятьдесят бойцов, выставил против них пятьдесят ронинов.
– Сейчас вы будете биться один на один тем оружием, которое есть при вас. Победитель получает место в отряде. Запомните, каждый из сражающихся за место в отряде может биться только со своим противником. И не имеет права вступать в схватки больше ни с кем, единственное, разрешается защищаться, если нападут на вас. Впрочем, мы, три командира, будем наблюдать за вами, и нарушители правил будут немедленно уничтожены. – Он кивнул в сторону получивших мечи и готовых исполнять любые приказания самураев.
Ал почувствовал, как по его спине побежали мурашки, с одной стороны, он хотел бы прекратить этот бессмысленный кастинг, взять всех оставшихся ронинов к себе, но Оми же сказал, что самураев в отряде должно быть ровно двести. К тому же, откуда бы Ал взял деньги на их содержание? Фудзико, конечно, сделала бы все возможное, продала свои кимоно и срезала волосы, но пятьдесят человек не смогла бы выдержать даже она. А в результате – невыполненный приказ и неминуемая смерть не справившейся с заданием Фудзико. При одной мысли о том, что из-за его незнания законов может пострадать любимая женщина, Ала передернуло.
Пятьдесят ронинов, отобранных Оми, и пятьдесят бывших самураев Оды Нобунанги встали друг против друга. Ножи против дубинок, копья против крестьянских топоров. Ясное дело, что никто из искавших себе службу бандитов не взял с собой самурайских мечей, но и принесенного ими с собой оружия хватило бы для вооружения небольшой армии дикарей.
По сигналу господина Бунтаро противники отрывисто поклонились друг другу, после чего началась сумятица.
Кто-то заносил над головой дубинку, опуская ее на голову стоящего напротив противника, кто-то летел наперерез с кривым, похожим на полумесяц ножом, кто-то выбрасывал вперед нож или незаметную звездочку. В одну секунду окрестность огласилась стуком, лязгом, криками и воем.
В поднятой пыли Ал видел, как поверженные ронины валялись на земле, пытаясь из последних сил достать своих поединщиков. Двое сцепились в рукопашной, один с проломанной головой в агонии бегал по полю боя, ища спасения или смерти. К ногам Оми рухнул дородный ронин с дротиком между глаз.
Выигравшие схватку покидали поле боя, кланялись командирам и с серьезным видом вставали под знамя рода Тода. Когда битва прекратилась, Бунтаро насчитал сорок семь пригодных к военной службе ронинов и принял их в свой отряд, добрав до ровного счета еще троих, не участвовавших в сражении.
После того как последний ронин из нового отряда господина Бунтаро получил свои мечи, проигравшие либо покончили жизнь самоубийством, либо были добиты вновь обретшими самурайское звание счастливчиками.
Едва держась на ногах после перенесенного ужаса, Ал вернулся к остатку ронинов, дожидающихся его решения. Как и следовало ожидать, ни один из командиров не польстился на связанных людей.
Ал присмотрелся к бедолагам. На широкой, плоской, как у кота-перса, морде первого бандита хотелось написать маркером слово «Живопыра». Впрочем, если бы Ал мог написать на нем все то, чего отморозок был достоин, пришлось бы расписывать его всего от бровей до самых пяток.
Многие, даже самые хорошие самураи становятся ронинами, когда их господа проигрывают. Тогда все самураи потерпевшего фиаско командира, все, вместе с их семьями до последнего ребенка, теряют самурайское звание. Потому что нет самурая без господина.
Но если оставшийся без работы торгаш может устроиться на работу в соседнюю лавку, если потерявшая свой чайный домик еще молодая и привлекательная мама-сан, может податься к другой мама-сан, став обычной куртизанкой, потерявший честь воин, прежде всего, остается воином. Он не умеет крестьянствовать, да и кто ему даст? Земля принадлежит крестьянам, а все, что на ней растет, самураям. Все давным-давно мерено-перемерено. Каждый метр закреплен за определенной семьей. Что остается? Ремесла – возможно, но маловероятно. Разве что кто-нибудь возьмется обучать потерявшего хозяина бедолагу, но это вряд ли. Ремесленники, так же как и все остальные люди, имеют свои семьи и передают секреты профессии не первому встречному, а родному дитяти.