Если кто-то попросил тебя помочь ему лишиться жизни, но ты не хочешь этого и не можешь найти достойную причину, чтобы отказаться, делай то, о чем тебя просят.
Беспричинный отказ большая обида.
Из высказываний Тода Бунтаро
Однажды, во время учений, к Алу подбежала домашняя служанка, обычно подающая ему по утрам горячее полотенце ошипури, она громко и невнятно бормотала что-то, кланяясь и упрашивая его идти с ней.
Из всего ее лепета Ал уразумел только одно, что-то случилось с Фудзико. Скорее всего, что-то ужасное.
В этот момент Ал занимался подготовкой стрелков. Кивнув готовому поразить мишень Бунтаро, чтобы тот подменил его, Ал побежал к дому.
Фудзико ждала его на веранде. Не умываясь, он влетел к ней, на ходу сбрасывая сандалии.
– Фудзико? Нан дec ка? – Что такое?
Фудзико сидела с застывшим лицом, смотря в одну точку. Она не среагировала, когда Ал, огромный и взъерошенный, влетел на веранду, рухнув перед ней на колени.
– Фудзико? Ион dec ка? – повторил Ал, тронув ее за плечи.
Звуки голоса господина вернули ее к жизни, и женщина залилась слезами, прикрывая лицо широким рукавом кимоно.
– Фудзико? Господи! Что же случилось? – Ал старался отвести ее руки от лица. – Аната-но кибун дайдзебу дec ка? – Как твое здоровье?
– Аригато, генки дec. – Спасибо. Все хорошо. – Ответила она сквозь слезы.
Ал обнял ее и начал укачивать, как маленького ребенка.
Фудзико попыталась было отстраниться, что-то объясняя ему. Наконец, он вышел с веранды и, велев служанке принести госпоже чай, отправился к своему сундучку, в котором хранился словарь дона Алвито. Достав книгу и еще раз глянув на шелковую пеленку, в которую был завернут младенец, принесенный кормчим в первый день, он вернулся на веранду.
Увидев Ала со словарем в руках, Фудзико тут же отослала служанку, объясняя что-то. По ее лицу лились слезы. Из всего запутанного рассказа, Ал выделил слово «окачан» – беременность. После которого Фудзико показывала на свой живот, делая рукой знаки, что тот увеличивается.
– Ты беременна! – выдавил из себя Ал. – Аната-ва окачан дec ка? – вроде бы это должно было звучать так.
Фудзико кивнула головой.
– От кого? Даре дec ка? Даре?! Кто? – Он тряхнул наложницу за плечи, так что ее голова дернулась, а из прически выбились несколько прядей. Волосы упали на мокрое лицо. – Даре?! – рычал Ал, прекрасно осознавая, что если он поднимет крик, это заклеймит вечным позором и Фудзико, и его самого.
Фудзико снова принялась что-то лепетать. Теперь из сказанного Ал выделил слово «муж».
– Я твой муж! – Ал ткнул себя в грудь. – Со дec ка? – Так ли это?
– Хай. Coдec. Демо. Да. Это так. Но… – снова последовала трескотня.
Безумными глазами Ал следил за тем, как руки Фудзико показывали куда-то за ее спину. Значит, речь шла о прошлом. Потом она рубанула ребром ладони воздух, словно отсекала чью-то голову.
– Понял. Хай. Вакаримашта, – выдохнул Ал. Теперь все действительно вставало на свои места. Он знал, что муж Фудзико был повинен в преступлении против своего сюзерена Токугавы, за что его казнили как государственного преступника. Его и маленького сына. После этого, почти что сразу, Фудзико сделалась его наложницей. Значит, она уже тогда была беременна и не знала об этом.
Ал попросил подать чая, а сам пошел в приготовленную для него ванну. Безусловно, Фудзико была невиновна ни перед ним, ни перед законом. А значит он не имел права орать на нее или тем более выставлять из дома. С другой стороны, ребенок, которого носила под сердцем Фудзико, был не от него.
– Ну и бог с ним, – решил наконец, Ал. – Я уже взялся однажды воспитывать чужого мне ребенка, почему же не двоих. – Эта мысль показалась ему интересной. – Ребенок Фудзико. Это все-таки ребенок Фудзико. А она мне нравится. Так что, если бы ты не ловил ворон, не мечтал о Марико и не проводил все время с самураями, давно бы уже жил с ней, и сейчас никто бы даже не подумал, что Фудзико могла быть беременной от своего первого мужа.
«Дурак и с роду так». – Он улыбнулся этой мысли, жалея, что не попросил подать в ванну саке.
Наконец, довольный и спокойный, он вернулся на веранду, на которой все так же сидела Фудзико.
– Ребенок это хорошо. Я люблю тебя, Фудзико, и полюблю этого ребенка. Все хорошо. Это будет мой ребенок. Все хорошо. Извини меня, – произнес он тщательно составленную речь.
– Йе. Нет – Фудзико помотала головой в знак протеста. Впервые она выступала против решения Ала.
– Почему?! – не понял Ал и на всякий случай повторил тот же текст, подкрепляя его понятными жестами. – Ты и я – муж и жена. Это наш ребенок.
– Йе. – Глаза Фудзико горели непоколебимым огнем. – Токугава-сан… – Она снова заговорила, повторяя пантомиму с отрубанием голов.
«Понял. Токугава повелел казнить не только мужа, но и все его потомство. Тогда все решили, что единственным сыном был двухмесячный ребятенок Фудзико, теперь, когда она знает, что беременна еще одним, ее долг как самурая уничтожить и его».
– Ребенка? – Ал вытаращил глаза. Интересно как она это сделает? Аборт? А умели ли в семнадцатом веке делать аборты? Или дождется, когда малыш родится, чтобы задушить его пуповиной?
– Нет! – теперь запротестовал он. – Ты моя наложница?
– Хеш, – с готовностью отозвалась Фудзико.
– Значит, и ребенок мой. Мой, поняла?!
– Йе, – снова возразила Фудзико.
– Мой! Я приказываю тебе, чтобы он был моим! – Алу захотелось ударить ее, да не просто ударить, а избить до крови. Он еле сдерживался. Мешало то, что нельзя было накричать на нее, задавить криком. Кругом были уши. Кругом шпионы. Следовало быть максимально осторожным. Тем более после того, как он понял, что ребенку угрожает опасность. – Я приказываю тебе молчать о том, кто отец этого ребенка. Поняла?
– Хай. – Глаза Фудзико наполнились слезами, она уже была готова сдаться.
– Химицу, – вспомнил он слово «тайна». – Поняла?
– Хай, – сдалась Фудзико, уже не сдерживая слез.
– Это мой ребенок, твой и мой. Мы муж и жена, поэтому никто не удивится, что у нас будет ребенок. – У него не хватало слов, на глаза тоже навернулись слезы. Не страшно, что это не мой ребенок, – продолжал он по-русски. – Главное, что это твой ребенок. Вакаримашта.
– Хай, – тихо соглашалась Фудзико, прижимаясь мокрым личиком к его груди. – Хай, Андзин-сан. Хай.