По сигналу юнги моряки встали со своих циновок и нога за ногу перешли кто к Винку, кто к Корфу, а кто и к Питерзону. При этом артиллерист получил значительный перевес голосов. Ал отметил про себя, что предвыборная компания Винка действительно была самой соблазнительной, потому что жалование, компенсация и новый корабль – это когда еще. А дармовая выпивка здесь и сейчас. Только доберись до капера, а там…

– С этого момента я ваш капитан! Ура! – завопил довольный Винк.

– Постойте! – наконец вступил в предвыборную гонку Ал. – Ты – Винк – капитан. Допустим. Значит, ты собираешься разговаривать с Ябу о судьбе команды и корабля?

– А почему бы и нет? – осклабился Винк. – Поди, язык имеется.

– Японский? – Ал приподнял бровь.

– По-японски ты говорить мастак, брат. Мы тебя иезуитам не выдали, так что теперь ты будешь за переводчика.

– Ничего не получится. – Ал развалился в своем углу, подоткнув под спину удобную подушку.

– Почему не получится? – Глаза Винка были переполнены злобой и одновременно с тем страхом. Ты что же. сучий потрох, своих решил бросить? – Его рука метнулась к поясу, где, должно быть, он привык держать нож. – Так я же тебя голыми руками на кусочки порву.

– Меня-то за что? Я же пришел и сказал, что ихний даймё желает беседовать только с капитаном или кормчим. О переводчиках ничего не было сказано.

– А как же мы с ним поймем друг друга без переводчика? Без переводчика никак нельзя. – Глаза Винка заметались, на лбу выступили крупные капли пота. Наконец до него дошло, что хотел сказать Ал.

– Переводить будет отец Себастьян, или Себастью, как его тут называют. Я же вам сказал, когда пришел. – Он притворно зевнул.

– Этот напереводит! Очернит, как пить дать. Тем более если у него к нашему брату личные счеты, – заохал негоциант. – Распнут или голову долой, а то и на костер. Как у них тут с пиратами обходятся?

– По-разному обходятся, – утешил его Ал. – Кого-то в котле живьем сварят, кого-то на кол посадят, кого-то, ясное дело, распнут, а кому-то прямая дорога на костер. Японцы много видов казней знают, они нас всех по-разному порешат, а у них еще полна коробочка всякого разного останется.

– Что же делать? – заныл Баккус.

– Единственный шанс. – Ал гостеприимно указал на место в своем углу. – Присоединяйтесь. Выбирайте меня капитаном или кормчим, и я буду вести переговоры.

– Какой умный! Вот так, в море не ходивши, добычи не бравши, и в капитаны! – взорвался Винк.

Несколько человек попытались наброситься на Александра, но он быстро раскидал их, демонстративно стараясь наделать как можно больше шуму и круша тонкие перегородки. На шум к месту потасовки уже бежали самураи, Александр выскочил навстречу и, приметив Оми, кинулся ему в ноги.

– Оми-сама, помогите мне, пожалуйста. Спасите! – прокричал он на ломаном японском. – Оми-сама, я капитан этого корабля, я поддерживаю здесь порядок, а моя команда подняла бунт против меня. Помогите, пожалуйста, накажите их за неповиновение.

Оми отдал короткий приказ, и в то же мгновение ворвавшиеся в комнату самураи успокоили потасовку, оглушив тройку самых буйных и связав остальных. Оми снова что-то гавкнул. Мимо них протащили упирающихся, орущих проклятия и скулящих от страха матросов.

Глава б

Философы говорят, что следует стремиться к золотой середине во всем. Самурай должен достичь золотой середины. Помедитировать в центре и идти дальше. Путь самурая как направленная стрела.

Из изречений господина Тода Хиромацу

Ал ел рис в полном одиночестве в большой и словно осиротевшей после выдворения оттуда команды комнате. Порядок был восстановлен, сквозь тонкую рисовую бумагу на Ала изливался свет луны. Он сам попросил не приносить дополнительного света, желая побыть какое-то время в одиночестве.

На душе было неспокойно. Он думал о моряках, которых предал и которые, быть может, уже сейчас сидят в яме, сетуя на судьбу и проклиная ее на чем свет стоит.

«Муки совести, этого еще не хватало, – обругал он себя, – предал, но кого? Людей, которые жили в начале XVII века? Книжных героев? Или еще того веселее, виртуальных персонажей?! – Глупости!»

Да, за все свои компьютерные жизни Ал истребил бессчетное количество монстров, посылал в бой, часто и на неминуемую гибель целые армии, терял друзей. Но все это было не то. Винк, Питерзон, Крок, другие были совсем как он. Проблема заключалась в том, что все они были слишком живыми, чересчур настоящими, хотя этого, конечно, не могло быть.

Ал отправил в рот еще немного риса и запил бульоном из мидий. И рис, и бульон имели вкус. Более того, они имели вкус традиционной японской кухни.

«Если я поднесу руку к пламени или меня ударят, я почувствую боль. А это значит, что, если с командой что-нибудь случится, я буду испытывать чувство вины, потому что сам послал их на гибель».

Он встал и прошелся по комнате. Циновки были приятными на ощупь, ступать по ним босыми ногами – доставляло удовольствие.

«Надо успокоиться». Ал сел и попытался остановить поток мыслей, слушая казалось нарастающее с каждой минутой пение цикад.

Ничего не получилось. Перед глазами стояли картины из «Сегуна» – смерть Питерзона, пытка юнги. «Вот как, наверное, чувствуют себя провидцы. Погано чувствуют. Ведь я знаю, что негоциант завтра должен погибнуть, а юнгу посадят в котел, чтобы сломить гордый нрав Блэкторна. Я читал все это много раз и все равно предал их всех. Отдал на заклание. Я и никто другой! – Ал хотел поспорить сам с собой, выдвинуть прежние аргументы, но добился только того, что снова обругал себя. – Не стоит прикрываться книгой и тем, что все уже было написано. Ты попал сюда, Блэкторн сошел с ума. Сколько еще будет помех и несоответствий. Быть может, и команда не должна была попасть в яму, ведь, по книге, в яму они попадают после того, как даймё беседует с кормчим и тот нападает на священника и топчет распятье. Здесь же никакой встречи не было, а значит, не отправь я команду в яму, они сейчас спокойно ели бы рис, травили морские байки и жаловались на судьбу».

Но, с другой стороны, что оставалось делать? Команда ни за что не признала бы его капитаном, а значит, без Блэкторна, они легко могли бы сделаться жертвами иезуитов. Теперь же, напуганные и мысленно распрощавшись со своими трижды проклятыми жизнями, они вынуждены будут искать в нем защиты и заступничества перед властями.

А значит – все верно. Что же касается матросни, то, учитывая их нелюбовь к чистоте, одна ночь в помоях не слишком сильно повлияет на их тонкие вкусы и ранимые души.

Ал отодвинул сёдзи и, бесшумно ступая, прошел через коридор, оказавшись на крыльце.

Первое, что увидел Ал, была луна. Огромная, она висела напротив лица геймера, изливая на него свой мистический свет.