— Смотри, вот она, паутина жлобская, — шепотом просветил меня Семен, тыча пальцем как раз в один из таких гобеленов. — Ее складывают в несколько слоев так, что получается узор, на холстине закрепляют — вот и произведение искусства! Пространственное воображение надо иметь хорошее, потому что если куски не под тем углом сложишь, потом нити паутины не разлепишь, загубишь материал!
Впечатляет! И, кстати, я заметил, что оконные стекла в парадной зале маркиза тоже покрывают блестящие потеки паутинной нити.
— Это для прочности, — просветил меня Семен. — Бей хоть молотком — стекло теперь выдержит. Но от пули не спасет, конечно, разве что осколками во все стороны не разлетится…
Вообще-то окна привлекли мое внимание просто потому, что, входя в помещение, я всегда стараюсь понять, как в случае чего буду из него выходить. В том числе я в обязательном порядке осматриваю окна. Понятно, что с высоты четвертого, а то и пятого этажа вылетишь — костей не соберешь. А все равно через окошко никак: решетки стальные на окнах. Предусмотрительный парень маркиз Конкруд, ничего не скажешь. Значит, так — два варианта кроме входных дверей остаются: через подвал и через крышу. Наверняка в подвале ход есть, а то и два, — один к реке, конечно, тут без вариантов, а другой может выходить метров за двести от башни. И с крыши можно свалить, если, например, там лестница веревочная или просто тросик… А крыша-то под конус, некуда тросик крепить… Или есть куда?
В замках аборигенских баронов я бывал. Нечасто, но бывал. И каждый раз убеждался, что впечатление от замка надо составлять не в «тронных залах», а в помещениях попроще. В гадюшнике — не в последнюю очередь. Но в первую очередь — в помещении для слуг. Когда слуги, старики, всю жизнь прослужившие своему сеньору, может, даже его отцу, а может быть, и деду, многократно рисковавшие ради сеньора жизнью, спят на полу вповалку, накрываясь тряпьем, и считается, что это нормально, — вот это точно замок обычного аборигенского барона.
Но маркиз Конкруд абориген необычный. Полтора века — не шутка. Старики-слуги вряд ли тетехали его в младенчестве. Это он мог пороть их за проказы, еще мальчишками…
Только я подошел к книжному шкафу взглянуть на корешки фолиантов, как дверка, через которую ускользнул маркиз, распахнулась, и перед нами предстал некто в попугайском кафтане с резным деревянным посохом в руках. Красная пелеринка была украшена серебряной вышивкой, напоминавшей паутину. Это кто, церемониймейстер?
— Маркиз Конкруд Семнадцатый Арсайлский!
Ага! Вот и маркиз! Закусив губу, чтобы не брякнуть: «Давно не виделись!» — я вытаращил глаза на знакомую, казалось бы, фигуру маркиза! Он переодевался, что ли? Тьфу, как девка на выданье! Это ж новый мундир! Действительно, черно-красный, в лучших традициях, эполеты с золотым «макароном»… Вот и пушечки на петлицах. И полусабля вместо обыкновенной кавалерийской сабли… штаны приличные… сапоги без шпор… Заранее подготовил, на плечики повесил, и вот теперь сменил род войск, так сказать… А беретик остался, но это потому, что он по цвету подходит.
От игры «найдите десять отличий» меня отвлек неслабый тычок под ребра. Это Семен, уже склонивший голову в па-а-ачтительном полупоклоне, требовал от меня не ломать игры.
Ладно, не буду… Маркиз тем временем своей шаркающей, но энергичной походкой подошел к трону, внимательно осмотрел его, как будто опасаясь, что за время его отсутствия мы успели подложить туда канцелярскую кнопку, остался, видимо, доволен результатами осмотра, потому что втиснулся седалищем между подлокотниками и задумчиво уставился на нас с Семеном. Я опять закусил губу, чтобы не заржать самым неприличным образом. Представил, что проживший полтора века старик впал в маразм, нас по такому случаю не узнает и сейчас спросит, кто мы такие и чего нам угодно.
— А ты не родня архонту Эленогласу Эральскому?
Начало светской беседы в исполнении маркиза Конкруда поставило меня в тупик. Этот Эленоглас был довольно мерзким эльфом, одним из тех архонтов Закатной пущи, кто стоял за вечную войну с пришлыми, да при этом не особенно скрывал своих отвратительных сексуальных предпочтений… Достаточно сказать, что пришлые называли его Ленкой или Аленой…
— Нет, не родня, и не хотел бы им стать, — ответил я сухо, но довольно спокойно. Может, это и не наезд совсем, вон и Семен застыл от удивления.
— Ты еще и не родился, когда я имел честь принимать архонта в своем замке! — торжественно объявил не слушающий меня маркиз. — Тогда я сделал для него такое же исключение, какое сделал и для тебя сегодня: разрешил войти в замок с оружием!..
— Благодарю вас, маркиз! Я польщен! — В этот раз, чтобы не рассмеяться, мне пришлось изо всех сил сжать кулаки, надеясь на то, что ногти на руках успели отрасти достаточно, чтобы вонзиться в ладони. Ногти особо не отросли, но не рассмеяться удалось. Винтовки у нас у всех забрали в «проходной» городских ворот, но револьверы и пистолеты оставили. А кто бы их отдал? Уверен, что каждому, кто удостаивается приглашения в замок маркиза, оказывается такая же честь. И вероятно, каждому гостю рассказывается история о том, что такой чести удостаивалось некое лицо, посетившее замок задолго до рождения самого гостя…
Маркиз благосклонно покивал, но сесть не предложил.
Мало того, он сам встал с «трона» и переместился за письменный стол, попутно откинув шарнирную крышку с чернильницы. Потом достал из пучка перьев одно и с самым придирчивым видом осмотрел, как оно заточено. Заточено, на мой взгляд, было неплохо, но Конкруд поочередно вытянул и остальные перья, внимательно осмотрел каждое. Мы с должным почтением взирали на эти манипуляции. А затем хозяин замка вернулся к первому перышку, нетерпеливым движением руки сбросив отвергнутые в корзину для бумаг. Мы с Семеном хранили глубокомысленное молчание. В дверь просунулась чья-то красная физиономия, перемигнулась с церемониймейстером, тот в свою очередь изобразил какую-то нелепую фигуру, выставив посох перед собой, а затем вновь отставив его к правой ноге. Ну-ну, какие еще ружейные приемы нам продемонстрируют?
— Мой оружейник проверил товар, и я готов заключить сделку! — незамедлительно объявил маркиз таким тоном, как будто делал мне одолжение. Вперед без лишней суеты выдвинулся Семен и протянул мне неизвестно когда приготовленный футляр для документов, даже небольшой тубус. Тубус был сработан эльфийскими мастерами из «бронзового» дерева еще до Пересечения сфер: он не горел в огне и не тонул в воде. Кроме того, он был герметичен. Для той эпохи этих качеств хватало с лихвой. Никаких украшений на корпусе тубуса не было, но это отнюдь не умаляло его стоимости. Полагаю, он стоил примерно как полторы пушки из тех, что мы привезли маркизу. Я открыл тубус и достал из него листок векселя Беренсона с «полем» — специальным металлизированным кружком, реагирующим на прикосновение пальца. Теперь если прикоснуться к этому кружку, заверяя подпись, то листок запомнит мою ауру, как и ауру маркиза. Такой вексель не подделаешь. Молодец Беренсон, что тут скажешь… И молодец Тимохин: хороший футлярчик подобрал, пятерка по психологии. Маркиз, по-моему, больше внимания тубусу уделил, чем векселю. Наконец-то я узнаю, что закладывает маркиз в обмен на пушки, хоть бы и формально. Не замок, понятное дело, и не душу. Остров! Вот же, черным по белому, то есть по розовому с сиреневыми прожилками, что за оплату поставки пушек маркиз ручается островом на реке Свене. Это тем самым, что ли, где таможня? Похоже, им.