— Серьезно? — огорчился Курт. — А я уж понадеялся… даже привык к этой мысли.
— Отвыкай, — порекомендовал посох. — И побыстрей.
— Ну хоть попрощаться-то с ними можно? — с надеждой спросил Курт.
— Можно, — вздохнул посох. — Но не больше часа. Тебе еще храм в порядок приводить.
— С этим-то я быстро управлюсь! — отмахнулся Курт. — Сам же говорил, что достаточно повелеть…
— Достаточно, — пробурчал посох. — Но больше часа все равно не возись. Мало ли что. Удовольствия удовольствиями, а приступ приступом.
Меж тем девушки прекратили повизгивать и недоуменно уставились на Бога, который о чем-то переругивался со своим посохом.
— Ладно. Иди к ним, — шепнул Мур. — Но чтоб через час они уже шли по домам. Счастливые и довольные. Поблагодари их за службу, награди удачей и все такое прочее. Ты уже наловчился делать такие подарки, так что не мне тебя учить. Вперед!
— Нет, Мур! — улыбнулся Курт. — Именно тебе меня учить. Причем долго. Но у тебя хорошо выходит!
Божество улыбнулось, раскрыв объятия, и шагнуло навстречу своим возлюбленным красавицам. Объятия были огромны, как ночное небо, и в них всем хватило места…
Наконец бурные прощания стихли, и девушки двинулись к выходу из храма.
— Как только крыша не рухнула? — потрясенно пробормотал Мур.
Курт не ответил. Он дышал.
— Это божественная тайна… — отдышавшись, шепнул он.
Кое-как переведя дух, он зачем-то построил девушек в колонну по две и напутствовал благими пожеланиями. Впрочем, в его случае благие пожелания имели силу непреложного закона. Вся мерзость мира может на тебя ополчиться — но если Бог пожелал тебе удачи…
Удачи всем вам! Удачи! И не благодарите за нее! За удачу не благодарят! Никого. Даже Богов.
Девушки уходили, распевая сочиненную на ходу песню. В ней красочно прославлялся тот атрибут божества, который доставил им столько радости и удовольствия.
— Ну, хвала Богам, наконец-то! — выдохнул Мур. — Все же вы, люди, совершено сумасшедшая форма жизни! Потратить столько времени на элементарное дрыганье задницей! Ужас!
— Завидуешь, — констатировал Курт.
— Я?! — возмутился посох.
— Завидуешь, — убежденно повторил Курт.
— Странно. Мой предыдущий хозяин заявил мне то же самое, — задумчиво проговорил Мур. — Может, в этом и в самом деле что-то есть?
Приведение храма в порядок началось немедленно. Появившийся откуда-то совершенно пьяный жрец был отправлен отсыпаться. Мур командовал. Курт трудился в поте лица, потрясая заклятьями и посверкивая нимбом.
— Так вот, оказывается, для чего нимбы-то нужны! — как бы между прочим заметил Мур.
— Для… чего? — отдуваясь, спросил Курт.
— Солнце-то, оно же вниз светит. На землю, — растолковал ему Мур. — А на небе, небось, темно. Вот Боги по мере сил и освещаются нимбами своими. Не в темнотище же сидеть…
— А… ясно, — пропыхтел Курт. Очередное заклинание требовало глубокой сосредоточенности.
— Давай-давай! — подбодрил его Мур.
— Если б не твои дурацкие идеи, мы бы уже давно управились! — пропыхтел, наконец, изрядно выбившийся из сил Курт.
— Зато вполне запоминающееся чудо, — отозвался посох. — После такого и уйти не стыдно.
Храм преобразился совершенно. Он стал больше. Его украсили драгоценные и просто красивые фигулины, ерундовины и ерундовочки, придуманные Муром и воплощенные божественной силой Курта.
— Ни у кого из Богов таких атрибутов нет, — заметил посох. — Так что ты вполне имеешь право.
— А хозяин дома потом догонит и по шее накостыляет, — проворчал Курт.
— Настоящий Бог Повседневных Мелочей?! — спросил посох. — Вряд ли. Ты за него потрудился, ведь так? Значит, он тебе немного должен. Так что не накостыляет. Не бойся.
Кроме всего прочего, храм украсился мозаичными изображениями, повествующими о жизни и деяниях нового воплощения Бога Повседневных Мелочей. Все повседневные чудеса были запечатлены подробно и точно. Особенно хорошо вышла серия картин с девушками.
— «Омовение божественных членов», «Воздвижение атрибута», — читал Мур. — «Положение на…» Положение на … что?!! Курт! Ты рехнулся?!!
— На что надо, на то и положение! — огрызнулся Курт. — Это твоя была идея — все эти картины наколдовывать! Твоя, а не моя! Вот что наколдовалось, то и наколдовалось!
— Меньше бы думал о «положениях», наколдовалось бы что-нибудь другое! — рассердился посох. — А картины красивые. Оставь все, как есть. Только названия убери.
Курт пожал плечами и повиновался.
— И… облачко нарисуй. — добавил посох.
— Какое облачко?
— Обыкновенное. Белое, — ответил посох.
— Где нарисовать? — спросил Курт.
— Сам знаешь, где, — отрезал посох. — Вот там и нарисуй. Да как следует. Чтоб не просвечивало. А то вернувшийся хозяин и в самом деле тебе накостыляет. Только не по шее.
— Кстати, надо бы его статую на прежнее место вернуть, — вспомнил Курт. — А то все убрали, а она как валялась, так и…
— Надо, — согласился Мур. — Верни.
Курт пересек храм и приблизился к лежащей статуе.
Статуя широко улыбнулась и зевнула.
— Кстати, надо бы статую Бога на прежнее место вернуть, — проговорил Курт. — А то все-все убрали, а она как валялась, так и…
— Надо, — согласился Мур. — Верни.
Курт пересек храм и приблизился к статуе. Статуя широко улыбнулась и зевнула. Курт вздрогнул. Статуя открыла глаза.
— Ой… — тихо сказал Курт. И еще тише повторил, — Ой.
— Ты кто? — спросил он у статуи.
Надо же что-то спросить. Неудобно вот так вот глядеть друг на друга и молчать.
— Сам ты кто? — ответила статуя, превращаясь в человека. То есть не в человека, конечно, а… кто его знает, во что такие статуи превращаются? Курт до сего дня и вовсе не знал, что они способны превращаться — так откуда ему знать, во что?
— По-моему он — это ты! — гнусно хихикнул Мур. — Или ты — это он! Короче, познакомьтесь, мальчики! Это — вы!
«Лучше бы ты совсем молчал, чем такую чушь молоть!» — подумал Курт.
— Какие ценные замечания, уважаемый собрат! — язвительно хихикнул посох в руках ожившей статуи.
— Мур… это… ОН?! — тихо спросил Курт.
— Нет. Моя троюродная мамочка, — пробурчал посох. — Не удалось нам с тобой смыться по-тихому.