— Вы тут отдыхаете?
Я покачала головой.
— Нет, я тут живу.
— А, тогда вы где-нибудь в другом месте отдыхали? Наверно, вы ездите в отпуск в город, когда мы приезжаем сюда? Вы купаетесь в море по выходным, а на праздник ходите в piscine? [21]
— Летиция! — одернул ее отец, которому пришлось вывернуть шею, чтобы увидеть происходящее. — Не приставай к тете с вопросами.
Летиция оценивающе посмотрела на меня. Я ей подмигнула. Этого было достаточно; она тут же взлетела по тропинке на эспланаду и бесстрашно уселась рядом со мной на стене волнолома, подобрав под себя одну ногу.
— А у вас возле дома есть пляж? Больше, чем этот? И вы можете ходить на пляж, когда захотите? И построить замок из песка на Рождество?
— Да, если захочется, — улыбнулась я.
— Дзенско!
Я узнала, что маму девочки зовут Габи. Отца — Филипп. Пса — Петроль. Его вечно тошнит, если плыть с ним на корабле. Еще у Летиции был старший брат Тим, который учился в университете в Ренне. И еще один брат, Стефан, но он еще маленький. Она скривила рот в неодобрительную гримаску.
— Он никогда ничего не делает. Иногда спит. Такой ску-у-учный. Я буду каждый день ходить на пляж, — воскликнула она, просветлев. — Буду копать, пока не найду глину. Чтобы делать из нее всякие штуки. Мы так делали в прошлом году в Ницце. Это было дзенско. Супердзенско.
— Летиция! — донесся голос откуда-то с пляжа. — Летиция, что я сказала?
Летиция картинно вздохнула.
— Пфе. Мама не любит, когда я лазаю так далеко. Я лучше пойду обратно.
Она соскользнула вниз, беспечно игнорируя завалы битого стекла, нанесенные морем к подножию волнолома.
— Пока!
Через несколько секунд она уже была у края воды и кидалась водорослями в чаек.
Я помахала в ответ и принялась дальше разглядывать эспланаду. С тех пор как я тут побывала в последний раз, на улице Иммортелей вновь открылось несколько магазинов, но кандидатов в покупатели, кажется, не было совсем, если не считать Летиции с семьей. На скамье с видом на море сидели в своих старинных суровых одеяниях сестра Тереза и сестра Экстаза. Через дорогу был небрежно припаркован мотоцикл Жоэля Лакруа, но владелец отсутствовал. Я помахала рукой монахиням, подошла и села рядом.
— О, да это опять малютка Мадо, — сказала одна из монахинь — сегодня обе были в белых чепцах, и я обнаружила, что почти не способна отличить одну от другой. — Сегодня не рисуешь?
Я покачала головой.
— Слишком ветрено.
— Дурной ветер для «Иммортелей», э, — сказала сестра Тереза, болтая ногами.
— Но не такой уж дурной для Ле Салана, — добавила сестра Экстаза. — Мы слыхали…
— …всякое разное. Ты не представляешь…
— …какие вещи до нас доходят.
— Они думают, мы вроде этих бедненьких старичков, что живут в отеле, выжили из ума и не соображаем, что происходит. Конечно, soeur, мы старей холмов, то есть…
— …если б тут были холмы, но тут нет холмов, только дюны…
— …хотя песку стало поменьше, ma soeur, да-да, намного меньше.
Воцарилось молчание, и две монахини уставились на меня, как птички, из-под полей белых чепцов.
— Я слыхала, Бриману пришлось отказать кое-кому из тех, кто зарезервировал у него номера, — осторожно сказала я. — Это правда?
Сестры синхронно кивнули.
— Не всем. Но некоторым.
— Да, кое-кому. Он был очень-очень сердит. Гостиницу залило, верно, ma soeur? Сразу же после…
— …весенних приливов. Затопило погреба и просочилось на фасад. Архитектор говорит, что в стенах сырость, из-за…
— …ветра с моря. Зимой будут делать ремонт. А до тех пор…
— …туристов будут селить только в комнаты на задней стороне, ни вида на море, ни пляжа. Это…
— …очень-очень печально.
Я неловко согласилась.
— Но все-таки, если святой будет угодно…
— О да. Если святой будет угодно…
Я ушла, а они махали мне вслед, издали еще больше похожие на птичек — чепцы словно две белые чайки, качающиеся на волнах.
Переходя дорогу, я увидела Жоэля Лакруа — он наблюдал за мной, стоя в дверях «Черной кошки». Он курил «житан», по-рыбацки пряча кончик сигареты в горсти. Мы встретились взглядами, он вежливо поздоровался: «Э», — но ничего не сказал. За ним в дверном проеме виднелась окутанная дымом фигура девушки — длинные черные волосы, красное платье, длинные жеребячьи ноги в босоножках на высоком каблуке, — которая показалась мне знакомой. Но у меня на глазах Жоэль отступил от двери, и девушка вместе с ним. Я подумала тогда: он отвернулся, словно ему было что скрывать, и загородил ее.
Только потом, уже по дороге в Ле Салан, я поняла, почему девушка показалась мне такой знакомой.
Это была — я почти не сомневалась — Мерседес Просаж.
Я, конечно, никому ничего не сказала. Мерседес имеет право ходить куда хочет. Но мне было не по себе: Жоэль Лакруа не друг Ле Салану, и мне не хотелось думать о том, сколько Мерседес выбалтывает, сама того не подозревая.
Вернувшись из Ла Уссиньера, я обнаружила отца на кухне, за столом, в обществе Флинна — они смотрели на листы оберточной бумаги с какими-то чертежами. На мгновение мне открылись их лица без масок — лицо отца светилось от возбуждения, а Флинн ушел в себя, как мальчик, следящий за муравейником, — но они тут же подняли головы и увидели, что я на них смотрю.
— Еще одна перестройка, — объяснил Флинн. — Твой отец хочет, чтобы я ему помог. Лодочный сарай.
— Правда?
Жан Большой сделал нетерпеливый жест — должно быть, почувствовал мое неодобрение. Похоже, мое вмешательство было неуместно. Я посмотрела на Флинна, он пожал плечами.
— А я-то что? — спросил он. — Это его дом. Я его не уговаривал.
Это, конечно, верно. Жан Большой имеет право делать со своим домом все, что хочет. Но я не могла понять, откуда он берет деньги. А шлюпочная мастерская, хоть и обветшавшая, связывала меня с прошлым. Мне ужасно не хотелось терять эту связь.
Я поглядела на рисунки. Они были хороши: у отца зоркий глаз на детали, и я абсолютно точно поняла, чего он хочет — летний домик или, может быть, однокомнатную квартирку, с жилым пространством, кухонькой и ванной комнатой. Лодочный сарай большой; если настелить пол, прорезать люк и подставить лестницу, наверху получится очень приятная спальня.
— Это для Адриенны, да? — спросила я, уже зная, что да. Спальня с люком в полу; кухня; просторная общая комната с длинным окном. — Для Адриенны и мальчиков.