Оборотень глянул на мешок, в котором упокоился заказанный старухой по какому-то каталогу адидасовский костюм, покачал головой.
— И этого не надо. Оставь, может сгодится. А не сгодится, выброси.
Бородатый пихнул мешок под прилавок, туда же сунул чек, сдачу и документы.
— Если передумаешь, заходи, — пояснил Коту. — Здесь лежать будет.
— Не передумаю.
Он развернулся и пошел к выходу. Уже у дверей его нагнал голос бородатого торгаша.
— Погоди.
Кот остановился, повернулся с ленивой грацией. Бородатый вышел из-за прилавка, поспешно подошел к оборотню. Заговорил тише, чем прежде.
— Ты откуда такой вообще?
— Издалека.
— А сюда на долго?
— Как получится.
— От чего зависит? — борода прищурился.
Оборотень передернул плечами.
— Пока не помру.
— Умирать пришел?
— Пришел, потому что позвали. А умирать… Как получится.
Бородатый совсем понизил голос, перешел на шепот.
— Ты это… Если посерьезней чего понадобится, обращайся. Есть возможность. Правда без документов. Но тебя это, я вижу не заботит.
Кот окинул взглядом продавца и подмигнул:
— Я подумаю.
Прогулку на этом решил закончить. Назад возвращался уже спокойнее. Не то пообвыкся, не то с двумя ножами и в удобной одеже почувствовал себя увереннее.
Старуха встретила недовольная.
— Где ты столько времени? Я уж не знала чего думать.
— А ты бы на кофейной гуще погадала, — ядовито посоветовал Кот. — Или на бараньей лопатке. Тут бы и узнала где я и что со мной. Или уж и на это кишка тонка?
— Поговори еще, — проворчала старуха, но спорить не стала.
Прошла в номер, к столу. Там уже стоял заказанный в местном ресторане обед. Кот сел к столу, втянул носом пряные ароматы. Рот наполнился слюной и оборотень схватился за ложку, принялся за суп.
— Ты, старая, я гляжу, кучеряво живешь, — сказал между делом, хлюпая бульоном. — Я сегодня по городу походил, поглядел. Честно сказать, удивился. Ты ж всегда в глуши по избушкам на курьих ножках. А тут в самом центре города. Да не просто города — столицы. Не ожидал.
Старуха размочила в дорогущем супе хлебный мякиш, отозвалась с той же неспешностью, с какой принялась за еду:
— Никто не ожидает. Потому мы и здесь. Но долго тут торчать нельзя, прав. Скоро настоящие дела пойдут, тогда прятаться надо будет. Я уж присмотрела квартирку на окраине. Хозяева на даче живут, квартиру сдают. Там и поселимся. И от властей и прочих любопытных далеко, и к тому, кто нам нужен близко.
Старуха поглядела на оборотня, выловила из супа раскисший хлеб, принялась жевать. Кот вопросов не задавал. Ждал когда сама говорить начнет.
— Ты, я вижу, уже собрался.
— Не совсем, — отозвался Кот, доедая суп и отставляя тарелку. — Мясо есть?
Старуха кивнула на блюдо с чем-то обильно залитым соусом. Оборотень потянулся, придвинул к себе, втянул ноздрями аромат.
— Сегодня вечерком, или завтра съезжу в одно местечко, подготовлюсь как следует. Чем резать есть, будет и из чего стрелять.
— Смотри чтоб тебя не загребли, — брюзгливо проскрежетала старуха. — В каталажке ты мне без надобности.
Кот замер, пристально посмотрел на собеседницу.
— А где с надобностью?
Вместо ответа старуха с сопением принялась за очередной кусок раскисшего мякиша. Кот ждал, наконец, не выдержал.
— Может, хватит темнить? Скажешь, на кой черт я тебе понадобился? Ведь понятно, что не из любви к живой природе. Ты ж мне Василису ни в жизнь не простишь.
— Ты мне ее тоже не простишь. И то что зверем тебя сделала, поди, не забудешь. А позвала, потому что нужен. Враг на Руси.
Кот фыркнул.
— Это американцы что ли? Или эти… башибузуки с зеленым знаменем? Хочешь, чтобы я против них войну начал?
Старуха прикончила получившуюся из «супчика от шеф-повара» похлебку. Цыкнула зубом.
— Не тот враг. Калинов мост помнишь?
Кот отстранился от мяса. Глаза стали бешенными, волосы встопорщились. Осталось только спину выгнуть и зашипеть — вылитый зверь получится.
— Неужто прорвало?
— Пока нет, — покачала головой старуха. — Но скоро прорвет. Мне видение было. И не одно. Уж лет семнадцать как маюсь. Жду и сделать ничего не могу. Потому тебя и вернула. Современные, они по науке и технике живут. Правды не знают, покона не помнят. Ну, кинут туда пару взводов спецназа, так от того же только хуже будет. Мы с тобой единственные, кто знает как мост защитить.
Кот рычаще расхохотался. Холодно, жестоко, безжалостно.
— Что ж ты думаешь, старая, мы с тобой вдвоем всю ту мерзость удержим? Я уж и не помню, с какой стороны за меч браться. Ты без своих рисунков уже и колдовать не могешь.
— Ту сторону держать будут. Сдюжат. Не такое переживали. А на этой стороне мы с тобой. Я еще кое-чего могу. И ты не бреши. Меч тебе вряд ли понадобиться, а ножи, гляжу, уже прикупил.
— Пусть с ножами, пусть еще с чем… Вдвоем не сдюжим.
— А втроем? — поспешно вставила старуха.
— Третий кто? — сощерился Кот.
— Милонег, — коротко бросила старуха.
Лицо оборотня исказило болью. Когда заговорил, голос звучал зло и глухо.
— Плохие шутки, старая. Я его мертвого на руках держал. Сам ему глаза закрывал. Еще тогда, под Киевом, когда он супротив князя полез и супротив побратима вышел…
— Он на той стороне остался, — оборвала старуха. — А уж как из мира мертвых в мир живых человека перетащить, так то не тебе меня учить, зверь. Сейчас он здесь. Но тело другое и память спит. Память я ему верну, когда пора придет. А тело тренировать ты будешь. Понял? А как начнется, так будем втроем мост держать. Может, к тому времени еще чего придумается. Пока мне Милонег нужен. И ты с настроением пободрее.
Кот заметно успокоился. Пока слушал, вернулся к тарелке с мясом. Сказал отстраненно, глаз не поднимая:
— Понял я, что тебе нужно. Жить устала, угробиться решила. И меня угробить заодно.
— Не заодно. За Русь.
Оборотень хмыкнул.
— Понятно, что за Русь. За князя я не воюю, за тебя тем паче. Только Русь сегодня странная. Не пойму я как за правду биться, когда неправда одна кругом. Вроде как мы с тобой, старая, на светлой стороне, а по сторонам поглядишь — уж больно она темная.
— А ты не философствуй. Ты дело делай. А там, боги дадут, увидим кто светлый, кто темный, а кто…