Тихое шуршание шелка — платье скользнуло на пол. Она не произнесла ни звука. В темноте бледная фигура подошла ближе, я ощутил ее вес, когда она опустилась на покрывало, а потом наконец скользнула ко мне под простыни. Она коснулась меня, и я вздрогнул. Она была такой холодной, что казалось, ее прикосновение оставит ожог. Но потом ее руки обвились вокруг меня так возбуждающе, так эротично, что, невзирая на озноб, пробиравший до костей, я стал отвечать, принимая ее сладострастные леденящие ласки. Она уселась на меня верхом, волосы упали мне на лицо, длинные, легкие и холодные, как паутина, стройные сильные ноги плотно обхватили мои ребра. И все же, несмотря на новизну всего этого, я мог поклясться, что знаю ее… Заостренные ногти легонько царапали мои дрожащие плечи. Она тихо-тихо прошептала что-то, наклонившись ко мне, и я инстинктивно повернулся, чтобы расслышать ее слова.
— Моз…
Даже дыхание ее было холодным, и волосы дыбом встали у меня на груди; а еще была эта растущая тревога, уверенность, что я встречал ее раньше.
— Моз… я так долго тебя искала… ах, Моз. На миг я почти узнал ее.
— Я ждала, но ты так и не пришел. Мне очень холодно.
И снова: почти… но не совсем. И почему-то мне не хотелось спрашивать, кто она такая, — на всякий случай… Я беспокойно поежился, пары бренди мешали собраться с мыслями; странное воспоминание вдруг выплыло из тумана: я сижу на том давнишнем спиритическом сеансе (мне очень холодно) и смотрю на стакан, а тот, будто сам по себе, движется по полированной поверхности.
— Мне очень холодно. — Безнадежный, далекий шепот, голос памяти.
Я решил разрядить обстановку.
— Это ненадолго, дорогуша. Я тебя быстро согрею. Правда, возбуждение несколько спало. Ее плоть была как глина в моих замерзших пальцах.
— Я ждала, Моз, так долго. Я ждала. Но ты так и не пришел. Ты так и не… — Еще один долгий вздох, словно эхо в пещере.
И тут возникла такая нелепая мысль, что я чуть не рассмеялся вслух. Смех застрял в горле, когда до меня дошел смысл…
— Эффи?
— Я…
— О боже, Эффи! — Сомнений быть не могло. Это она: запах ее кожи, ее волосы, ее хриплый шепот в темноте. Голова кружилась, я проклинал бренди; я слышал, как где-то вдалеке мой голос тупо повторяет ее имя, точно сломанная кукла. — Но как ты выбралась? Я… — Сбивчиво: — Я собирался прийти, ты знаешь. Правда собирался. — Торопливо придумывая оправдание: — Я вернулся, но там был полицейский, возле кладбища, поэтому я не смог войти… Я ждал, ждал… Я с ума сходил от волнения.
— Я шла за тобой, — безучастно произнесла она. — Я пришла за тобой сюда. Я ждала, когда ты придешь. Ах, Моз…
Факт моего предательства эхом звучал между нами громче любых слов. Я заставил себя говорить:
— Господи, Эффи, ты ничего не знаешь. Чертов полисмен стоял там часа три… Когда я наконец пробрался мимо него, ты уже ушла. Мы, должно быть, разминулись на несколько минут, — сказал я с притворной искренностью. Я поцеловал ее с фальшивой страстью. — А теперь давай просто радоваться, что мы вместе и ты в безопасности. Хорошо? — Я заставил себя обнять ее, хоть сам дрожал. — Просто согрейся, дорогая, и постарайся заснуть.
— Заснуть… — Теперь ее голос был почти неслышен, дыхание — тишайший шепот на ухо ночи. — Больше никакого сна. Я спала достаточно.
Когда я проснулся четыре часа спустя, ее и след простыл, и я почти готов был поверить, что все это мне привиделось. Но, словно в доказательство того, что она мне не приснилась, она оставила свою визитную карточку на столике у кровати — серебряную брошь в форме кошки, выгнувшей спину.
54
Тэбби вернулась от своих родственников ранним утром в канун Рождества. Меня разбудили шаги внизу. Я встал и торопливо оделся. Мы столкнулись на лестнице, она несла поднос с шоколадом и печеньем для Эффи.
— Доброе утро, Тэбби, — улыбнулся я и взял поднос. — Это для миссис Честер? Я отнесу.
— О, мне совсем не трудно, сэр… — начала она, но я учтиво ее перебил:
— Осмелюсь заметить, вас сегодня ждет много работы, Тэбби. Проверьте, есть ли утренняя почта, потом приходите в гостиную, и я сообщу вам, что мы с миссис Честер придумали.
— Разумеется, сэр.
Я побежал с подносом наверх, выплеснул шоколад в окно и съел два печенья. Потом расстелил постель Эффи, смял ее ночную рубашку, бросил ее на пол и раздвинул шторы. Я оставил чашку на прикроватном столике — Эффи нравилось жить в бардаке — и, довольный собственной находчивостью, спустился вниз, чтобы заняться Тэбби. В то утро я отлично держал себя в руках — оказалось, я могу смотреть на комнату Эффи, на ее вещи, не испытывая тошноты, трогать ее ночную рубашку, чашку, из которой она выпила отравленный шоколад. Словно моя ночная встреча с Мартой вдохнула в меня новый неукротимый дух. Дневной свет навсегда прогнал демонов ночи. В гостиной я напустил на себя жизнерадостный вид.
— Тэбби, — весело объявил я, — миссис Честер решила сделать матери сюрприз на Рождество и отправилась ее навестить. Пока ее нет, мы с вами приготовим сюрприз ей.
— Сэр? — вежливо отозвалась Тэбби.
— Вы пойдете и накупите омелы и остролиста, чтобы украсить весь дом, а потом приготовите ваш лучший рождественский ужин. Я хочу все: перепелиные яйца, гуся, грибы… и, конечно, самое лучшее шоколадное полено — вы же знаете, как миссис Честер неравнодушна к шоколаду. Если что-то и может вернуть ей прежнюю веселость, так это праздник, как вы считаете, Тэбби?
Глаза Тэбби сияли.
— О да, сэр, — радостно сказала она. — Я так волновалась за юную леди. Бедняжка так исхудала, сэр, ее бы подкормить. Хорошая простая еда, вот что ей нужно, и не важно, что там говорит доктор, и…
— Вы правы, — перебил я. — Итак, Тэбби, ни слова. Пусть это будет наш секрет, мы удивим миссис Честер. Если вы отправитесь за покупками немедленно, как раз успеете нарядить елку.
— Ах, сэр, — расцвела Тэбби. — Юная леди будет так довольна!
— Я очень на это надеюсь.
Когда Тэбби выбежала из дома, я позволил себе роскошь улыбки — худшее позади. Если мне удалось убедить Тэбби, что все в порядке, значит, тревогам конец. Я чуть ли не с нетерпением предвкушал покупки!
Около одиннадцати утра я взял кэб и отправился на Оксфорд-стрит. Около часа я разглядывал витрины. Я купил пакет каштанов у уличного торговца-ирландца и съел, наслаждаясь ими больше, чем любой едой с тех пор, как впервые встретил Марту. Я бросал горячие скорлупки в канаву, глядя, как они уплывают по серой реке талого снега. В одной лавке я купил отрез золотой ленты, в другой — пару розовых лайковых перчаток, в третьей — апельсин. Я почти забыл, что лишь играю роль, и обнаружил, что всерьез раздумываю, какие подарки больше всего понравятся Эффи: может, вот этот красивый кулон из аквамарина, этот черепаховый гребень, эта шляпка, эта шаль?