— Придержи его, — скомандовал Ходкевич, устремляясь вперед.
Следом за ними в палаты вломились еще четверо гусар, бренча доспехами и грохоча сапогами по гладко оструганным доскам пола.
Навстречу королевскому посланнику попался еще один наемник, пытавшийся орудовать алебардой в узком проходе. Гусары приняли удары на щиты, выдавили его в широкую палату и забили саблями, с которых так и не сняли тугих ножен. Грохот вышел изрядный, но Ходкевичу уже было все равно.
Пан Кривин, полуодетый и с аркебузой в руках, бегом спустился с верхнего этажа.
— Что за разбой вы тут учинили, пан Ходкевич? И это служба короля?
Он поигрывал в пальцах тлеющим фитилем.
— Отложите свое оружие, Кривин, нам нужно поговорить. Не будь ваши ратники такими упрямыми ослами, дело обошлось бы миром.
— И не подумаю, пока не услышу о ваших намерениях. — Кривин нацелил аркебузу в грудь посланнику.
— Чем начинена ваша бесовская труба? Картечью? Помилуйте, пан Кривин, она только собьет драгоценную эмаль с моей кирасы и попортит стены палаты.
— При случае выбьет и глаз, — пообещал Кривин, поднося фитиль к пороховой полке. — Уберите усар и спрячьте саблю. Я не могу разговаривать в присутствие этих стальных болванов.
Ходкевич вбросил клинок в ножны.
— Почем мне знать, что у вас наверху нет пары-тройки приятелей с кинжалами? Давайте выйдем на двор.
— А вы бы вышли на моем месте?
Ходкевич тряхнул головой и рассмеялся.
— По совести сказать — вряд ли.
— Вот видите. Что же предлагать другому то, на что сами не горазды?
— Есть еще кое-что, пан Кривин. Я никогда не оказался бы на вашем месте. Так как у вас наверху насчет ратников?
— Наверху находится хозяйка здешнего края, пани Маржанка, — с неохотой признал Кривин. — Она сейчас в несколько деликатном положении и не может спуститься вниз и засвидетельствовать свое почтение незваным гостям.
— Все ясно, не станем же мы компрометировать дочь славного рода… Идемте наружу.
Кривин швырнул фитиль себе под ноги, отложил аркебузу и быстро сбежал вниз.
— А что до ратников, — заметил он, — то они, верно, сейчас окружают палаты.
— Не тешьте себя пустыми надеждами, милостивый государь. Вряд ли они настолько отважны, чтобы кидаться грудью на арбалеты.
— Экий вы хват, пан Ходкевич!
На дворе посланник сделал знак гусарам отойти и прошипел:
— Обстоятельства требуют от меня быстрых решений, Кривин. Того же провидение требует и от вас. Отвечайте мне быстро и правдиво: вы знали о том, что творится в погребе под вон тем теремом?
— Понятия не имею, — пожал плечами Кривин. — Хозяйка ключи держит постоянно при себе.
— Богом клянетесь?
— Клянусь, — солидно откликнулся наемник. — А что там особенное? Золотой краковский дракон вместе с умирившим его пастушком из легенды? Свиные окорока? Святой Грааль?
Пропустив мимо ушей колкости, Ходкевич продолжил расспросы:
— Зачем вы солгали мне, что были вызваны сюда пани Маржанкой, а не приехали вместе с ней?
— Она попросила. На ее совести и ложь.
— Допустим. Давно ли вы знаете ее?
— Месяц назад ее служанка нашла меня в одном краковском кабачке и предложила службу и золото.
— Опять-таки — допускаю. Видите, как я доверчив, пан Кривин!
— Чистый святой угодник, — закивал головой недовольный наемник. — Прям, хоть на колени падай.
— Если все, что вы говорите, правда, вам и вашей хоругви повезло.
— Чистая правда, можете опросить моих людей, или послать в Краков нарочного. В харчевню «Тридцать сарацинских голов» что на улице колбасников. Тамошний владелец, пан Ковачик помнит все, что происходило перед его взором чуть ли не с колыбели.
— Имели ли вы виды на это поместье? Смотрите мне в глаза. Кривин. Вы ведь понимаете, о чем я?
Наемник упер сжатые кулаки в бока.
— Не хотел ли я украсить свой щит малюсеньким гербом пограничья? Я не настолько тщеславен, милостивый государь. Мое дело — в поле воевать, а не хозяйство разводить. А виды я имел исключительно на несомненные прелести пани Маржанки.
— Надеюсь, вы успели оценить их, сударь. Значит, вы просто ищете службу для вашей хоругви, не более?
— Именно так все и обстоит, богом клянусь.
— И королевская служба кажется вам не хуже любой другой?
— Если бы вы предложили пойти под пана Сапегу или пана Лисянского — я бы еще подумал. А король есть король, действительно — служба ему ничем не хуже другой.
— И сколько же злата обещала вам Маржанка? Много ли успела заплатить?
Кривин назвал сумму и Ходкевич присвистнул.
— А не завираете ли вы вдвое, сударь мой разлюбезный?
— Не вдвое, а самую малость, — честно признался Кривин.
Ходкевич вытащил из раструба перчатки-краги аккуратно запечатанный свиток.
— Вот вам рекомендательное письмо к ростовщику городка, мимо которого вы без сомнения проезжали по дороге в поместье. По нему он выдаст вам треть искомого злата. Остальное получите лично от меня, когда справитесь со службой.
— И в чем же она будет заключаться?
— Вы проследуете к северной границе следующим маршрутом.
Пока Ходкевич называл дороги, городки, мосты и развилки, Кривин вглядывался в его лицо, силясь понять, не шутит ли его собеседник.
— На месте вы приступите к патрулированию границы. Хоругвь должна быть готова по первому же приказу вторгнуться в Ливонию и занять следующие замки и переправы…
— Выходит — быть войне с московитами? Славно, давно того требует добрая половина Польши и святые угодники.
— Так вы готовы поднять хоругвь и идти на север?
— Честно сказать, — Кривин привалился к бревенчатой стене терема, — как только я увидел вас, королевского офицера, вместе с гусарами, да услышал про идущее сюда войско, то вмиг смекнул, что придется уходить.
— Вы проницательны, сударь.
— Того требует мое ремесло. Затея пани Маржанки прибрать к рукам столь лакомый кусочек с самого начала казалась мне сомнительной. Но не ведал я, что уйду с золотом и на верную службу.
Слово «верную» он особо выделил.
— Не сомневайтесь в моем слове, — сказал Ходкевич. — Я не собираюсь обманом удалять вас из поместья. Рекомендательная грамота не поддельная, служба на северной границе и впрямь нужна королю. Жаль только, что вы столкнулись в «Тридцати сарацинских головах» не с вербовщиком короля, а со служанкой этой авантюристки.