Дело дошло до судного поединка. И Толбузин нанял калику.
Скорее всего, если серьезно отнестись к идее Божьего Суда, кругом не прав был в споре покровитель Зализы, ибо его «наемная рука» проиграла. Мало того, сам закладной боец пал замертво. Случай почти небывалый, к слову сказать…
Но калики отступную сумму златом да серебром с боярина брать не стали.
— Ты отнял у нас человека, — сказали они. — Так человека и отдай.
Толбузин было осерчал, собрался гнать их взашей из усадьбы, но мудрая и повидавшая жизнь бабка отговорила.
— Навлечешь на себя горе. Калики — народ темный. Кто говорит — божьи люди, кто — чертовы. Но всяк тебе мудрый человек скажет: откуда бы ни брали они силушку свою, ее у них много. Проклянут — на весь род проклятье ляжет.
Толбузин бабкиных слов не испугался, но призадумался — а как станут артельщики мстить? Удар кинжала, яд, порча какая — что же ему, на улицу не показываться теперь? А потому решил отплатить, как попросили.
Артель бродячих скоморохов и бойцов пополнялась во все времена медленно. Говаривали даже в старину, что «приходят в полнолунье черные божьи люди к подворьям, и воруют детей». Сажают, дескать, в мешок и тащат в лес, где воспитывают злыдней окаянных.
Однако младенцев христианских калики требовать не стали. Сказали — сгодится молодой и крепкий телом отрок.
— Только сами выбирать станем. Нам не всякий подойдет.
Порыскали по деревням толбузинским, заглянули в дружину младшую.
— Нет нужного человека, боярин. Должок за тобой.
Тут и припомнил московский вельможа о Семене Зализе. «А что? Дружина у него есть, люди в Северной Пустоши крепкие, цепкие, глядишь — найдут нужное себе скоморохи, да отстанут. А еще, ведомо, у Семена прибавка в воинах случилась какая-то. Что-то он мне писал такое…»
Одним словом, отправил боярин калик на север, к Невским берегам.
Скоморохи, к удивлению Толбузина, долгой дороги не испугались.
— Нам и без того нужно в те края, к землям Отца Дружин.
Бабка, услышавшая сии слова, принялась плеваться, отгоняя кукишем нечистый дух.
— Дурное место, поганое. Слыхала я о нем. Ох, и связался ты с черной силой, милок. Лучше уж вышел бы сам на суд, авось и не помер бы, не покалечился.
Боярин хмыкнул, а вскоре и думать забыл про калик. Не вернулись они в Москву, выходит, нашли искомое в пустоши.
А дело было так.
Два крепких и ладных мужичка, изложив недовольному Зализе суть дела, устроили его дружине форменный смотр. Принялись ратиться с воинами. Многим носы разбили, руки повыкручивали, ребра отбили. Ничего, в сущности, удивительного, воин — он в поле силен, или на стенах крепостных. Меч, кольчуга, щит, конь вороной — вот сила воина, да еще и ум командирский. А придя в дружину, навсегда отрекались ратники от «низких забав» — боя на кулачках, да побоищ стеночных. Калики же, как и было сказано, в сем деле толк знали.
Словом, ни один из ратников слегка пристыженного Зализы им не глянулся.
Вместе с личной дружиной опричника стоял и Чернокрылый Легион.
Разумеется, и парни, и девушки явились посмотреть на потеху. Некоторые даже попытались подраться с шустрыми и злыми мужичками. Итог, понятно, оказался плачевным.
Но совершенно неожиданно старший из скоморохов указал Зализе на одного из его свежеобретенных воинов.
— Этот подойдет.
Зализа в толк не мог взять, отчего им глянулся щуплый на вид парнишка, раздражавший местного батюшку занятиями йогой.
— Так он и не дрался вовсе. Да и не ясно — умеет ли… — с сомнением протянул опричник.
— Наше дело, — напомнил ему калика перехожий. — Этот сгодится. Заберем — не будет долга на боярине Толбузине. Стало быть, и на тебе также.
Прежде чем радостно сказать «забирайте», опричник направился в расположение Легиона.
Паренек удивил всех — взял, да и согласился.
Восславив Небеса, что не пришлось силком волочь «никчемного» парня, Зализа расплатился с Толбузинским долгом. И зажила охраняемая им Пустошь своей обычной жизнью.
А паренек двинулся вдоль Невы к острову Отца Дружин. Здесь человек по имени Рагдай и занялся его обучением.
О годах, проведенных в обществе этого скомороха и иных калик, изредка наведывавшихся на остров, можно написать не одну книгу…
Закладного бойца, хранителя древнего ратоборства, из него не сделали. Зато стал он хранителем знаний. Многое узнавал он от Рагдая, но и тот с большим интересом слушал нового жителя заповедного острова.
Скоморохи оказались людьми специфическими. Вряд ли кто во всей России Иоанна Четвертого мог бы поверить, что Легион провалился сюда из далекого будущего. Эти — смогли. Мало того, Рагдай утверждал, что подобные вещи случались и раньше.
— Демоны шастают по Реке Времени, как домовые по конюшне, — говаривал он. — Что им время? Способ до Последней Битвы уклоняться от гнева Небес, не более.
За одним таким «кромешником», существом с «кромки мира» и охотился калика Рагдай. Скоморох увидел в своем новом ученике способ настичь демона.
В другом месте нашего повествования излагалось, как в любительских опусах несостоявшегося йога он увидел ключ к тайне Реки Времени. Увидел, и сам ступил в нее.
Так островитянин остался один.
* * *
…Сейчас он шел между древними деревянными идолами в сопровождении двух здоровенных собак, по привычке разговаривая сам с собой:
— И откуда Рагдай взял, что какой-то там демон, прыгнув в наше время, утянул на свое место всю питерскую ролевую тусовку с реконструкторами в придачу? Вроде бы вырос в пасторальных местах, дурацкую фантастику в детстве вместо «курочки рябы» не читал, фильмов голливудских не смотрел. Однако же, поди ты…
Одна из собак повернула к нему морду и вяло вильнула хвостом.
— Вот и я говорю, — обращаясь к псу, заметил добровольный затворник, — типичная притянутая за уши теория. А что в ней не так?
Собака встала на задние лапы, расцарапала передними рубаху на груди островитянина и лизнула того в нос.
— Именно, Гармоша, — закончил парень, уворачиваясь от слюнявой собачьей морды. — Такая липовая теория не может иметь продолжения в практике. Однако — Рагдая здесь нет. Вернее — нет в этом времени. Он — там!
Человек, одетый в домотканую рубаху, крашенную ягодным соком, и в обтрепанные джинсы, воздел к небу палец:
— Он сейчас в городе Ленинграде, то бишь — в Санкт-Петербурге. И это — весьма странно и парадоксально, ты не находишь?
Вторая собака с сомнением глянула на него, подошла и потерлась лобастой головой о колено, словно желая утешить.
— Почему, например, я так не могу? Рагдай может, а я — нет?