— Да.
— А эти ваши «теневые» технологии…
— Помнишь наш разговор о микропластике?
— В общих чертах. Да и брошюрки твои я изучал в последнее время весьма прилежно. Благо, делать больше нечего.
— Можно заболеть шизой. Вполне можно подцепить беса. Не смейся. Одержимость — вполне наблюдаемый, хоть и редкий феномен. Бывают и иные казусы — скажем, ложная память. Какие-то участки нашего слабо изученного мозга активизируются и выдают информацию, которую индусы зовут «кармической». Но все это представляет для нас сугубо академическую ценность. Да и симулировать все это можно, обладая определенными талантами. Но никак нельзя подделать то, что мы, Тени, умеем считывать с человека.
— Резюме?
— Считай это диагнозом или приговором, — одними губами улыбнулся Герман. — В теле российского гражданина живет «гость». Не психическая проекция, не бесплотный дух или бред воспаленного разума. Живой человек из далекого прошлого, обладавший или обладающий сейчас телом. А мозг Игоря он использует как своего рода библиотеку, хранилище информации. Если угодно — жесткий компьютерный диск.
— Что помогает ему «косить» под нормального человека начала двадцать первого века.
Стас закурил еще одну сигарету, не потушив первую.
— Здорово, — сказал он наконец после долгой паузы. — Судя по страшным бумагам на столе и вашим физиономиям, речь не идет о шутке или очередном тесте по ломке стереотипов.
— Игры кончились, — подтвердил полковник. Стас в молчании прикончил сигарету, пошуршал бумагами, взял остро заточенный карандаш и стал выводит на столе какие-то каракули.
— Хорошо, — выдал он наконец, — а какое «гость» имеет отношение к «фестивалю» и «потеряшкам»?
— Самое прямое, — заметил Герман как бы нехотя. — Этот тип, который внутри Игоря, абсолютно не поддается гипнозу и различной химии.
«Значит — пытались применять, — пронеслось в голове Стаса. — Высоки же ставки в этой игре…»
— Однако он любит и умеет рисовать. Отметим для галочки — этим талантом пограничник также не владел.
Герман подошел к своему столу, номерным магнитным ключом отомкнул хитрый замок и вытащил тубус. Из картонной трубы появились два десятка портретов. Потом на свет божий капитан извлек кипу фотографий.
— Это — забава «гостя». А это — фотографии из дела о «фестивале». Сравни.
Стасу понадобилась пара секунд, чтобы убедиться в полном тождестве физиономий.
— Порассуждаем вслух, — сказал он. — Игорь мог их знать.
— Проверено, — откликнулся полковник. — Исключено.
— «Гость», откуда бы он к нам ни свалился, мог…
— Не мог, — отрезал Герман, пряча рисунки. — Он появился позже, значительно позже исчезновения фестивальщиков.
— Тогда, — мрачно выплюнул Стас, — я констатирую, что «гость» прибыл к нам именно оттуда, куда делись и эти вот…
Он указал на папку с «фестивальным делом».
— Блестящий вывод, верный и банальный, — полковник улыбнулся. — Заинтригован?
— Еще бы. Фантастика какая-то.
— Скажи честно, — похлопал его по плечу дядя Саша, — что ты думал, когда в течение четырех месяцев учился работать со снами, махать мечом и скакать на лошади?
— Первая версия — меня готовят к внедрению на «Мосфильм». Или как там нынешние кинокомпании называются. Вторая — что в недрах недобитого перестройкой КГБ изобрели машину времени и готовят исторический реванш против демократов на «деньги партии».
— Тебе бы статейки писать в «Совершенно секретно», — одобрительно кивнул полковник. — Правда страннее и страшнее.
— То есть?
— Машина времени или нечто подобное существует. Но — не у нас.
— Факты-то где? Вещественные, настоящие, которые в прокуратуру можно нести?
— И чему тебя на Лубянке учили? — пожурил его начальник конторы. — Первичные признаки важнее при расследовании, или еще что-то?
— Первичные признаки, — словно отвечая на экзамене, отчеканил Стас, — легко подделываются, имитируются, фабрикуются и подтасовываются.
— А что для настоящего чекиста является желанным?
— Знать не о факте как таковом, а обладать совокупностью второстепенных признаков.
— Пятерка, — хлопнул по столу ладонью дядя Саша. — Не посрамил семью. Эта самая совокупность второстепенных признаков говорит о том, что отсюда сила Икс изъяла несколько сотен наших граждан. А взамен подсунула «гостя».
— Будь я детективщиком, то решил бы, что наш недруг сидит в Древней Руси, — хохотнул Стас. — Отсюда и молитвы, и все остальное.
— Во-первых, почему сразу «недруг»? Во-вторых — именно на Руси?
— Не уловил, товарищ полковник.
— А что, поиграем в детективщиков. Где-то до Никоновских церковных реформ изобрели машину времени, или научились как-то управлять природными силами, не известными ныне науке. По-твоему, в то время не было разведки? У тех же соседей России? Любой агент Ватикана века пятнадцатого, уверяю тебя, читал по-церковнославянски лучше наших филологов, а молился истовее иных, свежевоцерковившихся нуворишей.
Стас покачал головой.
— Свихнуться можно. Хотя в этом направлении для меня брезжит слабая надежда оказаться полезным. Контрразведывательная работа против соседской агентуры — мой профиль. Правда — древних соседей…
— Ты дипломированный историк, весьма прилежно и увлеченно учился. Это тоже скорее плюс, чем минус.
— А поговорить с этим самым «гостем» можно? Он на свободе «под колпаком». Или в каком-нибудь спецприемнике?
— Ты проторчал в этом помещении четыре месяца, — усмехнулся дядя Саша, — в пяти шагах от «гостя». Он в соседней комнате, за зеленой дверью.
— А это… законно?
Полковник еще раз постучал ногтем по бумажке с головокружительными допусками, печатями и подписями.
— Все ясно. Разрешение на допросы у меня есть?
— С этой минуты да, но дослушай Германа.
Очкарик нахохлился, словно наседка.
— Мы очень плохо представляем себе возможности… «вероятного противника». Особенно — в области манипулирования чужим разумом.
— А что, были прецеденты?
Герман подтолкнул Стасу очередную кипу компьютерных распечаток:
— Когда этого орла переводили из института Сербского в один православный храм, «гость» изгнал беса.
— Что? — округлил глаза Стас.
— Что слышал. Пользуясь другой терминологией — излечил шизофрению.
— Возложением рук, надо полагать?
— Руки у него к тому времени уже были в наручниках. Бесконтактно. И одномоментно. Вот справка от психиатра о полном излечении и возврате трудоспособности гражданки Евлампиевой, а вот записка от настоятеля храма.