Илья вынул ногу из щели. Дверь закрылась, но через минуту приоткрылась вновь.
— Никита Федорович Ломов?
— Он самый.
— Комната номер пятьсот пять, это на пятом этаже второго корпуса.
— Спасибо, найду. Будьте здоровы. Живите бо-гато.
Илья спустился к проходной, вышел из первого корпуса, нашел второй, предъявил все тот же документ и поднялся на пятый этаж здания. Постучал в обшарпанную, изрезанную ножом дверь с номером 505.
За дверью что-то упало, заскрипело, послышались шлепки тапок по полу. Дверь открылась, из нее выглянул длинноволосый худой парень в очках, с бледным заспанным лицом. Из одежды на нем были только трусы в клеточку.
— Вам кого?
— Никиту Ломова, — сказал Илья.
— А его здесь нет.
— То есть как нет? Разве он живет не в этой комнате?
— В этой, но он сейчас в больнице.
Илья подобрался.
— Почему? Что случилось? Заболел?
— Нет, его избили какие-то подонки, очень сильно. Руку сломали, чуть глаз не выбили.
— За что?!
— Не знаю, я там не был. Говорят, он вступился в баре за какую-то девчонку, ну и получил. — В голосе молодого человека прозвучало осуждение.
— Когда это произошло?
— Позавчера вечером. Мы к нему сегодня всей группой пойдем, проведаем.
— Где он лежит?
— В тридцать четвертой больнице, в травматологии, тут недалеко, на Винокурова.
— Понятно, спасибо. — Илья повернулся, собираясь уходить, но решил довести дело до конца. — Можно, я посмотрю, как он живет?
— Пожалуйста, — отступил в сторону очкарик, не спросив, кто интересуется его соседом и зачем.
За дверью оказалась крохотная прихожая с выходами в две отдельные комнатки, в туалет и ванную. Дверь в одну из комнат была открыта, виднелись угол стола и кровать. Длинноволосый отрок пошарил за трюмо, ключа не нашел, озадаченно подергал себя за волосы.
— Ключ пропал… всегда здесь лежал…
Илья толкнул дверь в комнату Никиты, та отворилась.
— Не понимаю, — пробормотал озадаченно очкарик. — Вчера еще закрыта была…
Илья шагнул в комнату и по разгрому, царившему в ней, понял, что здесь прошел самый настоящий обыск. Все вещи из шкафа были разбросаны по полу, одеяло и матрац также лежали на полу, стол был сдвинут к окну, ящики из него выдвинуты, везде виднелись в беспорядке брошенные книги, учебники, тетради, листы бумаги, ручки и каран-даши.
— Ё-моё! — проговорил за спиной Ильи сосед Никиты. — Кто это сделал?!
— Я тоже хотел бы это знать, — пробормотал Илья, разглядывая разгром.
Было ясно, что в жилище младшего Ломова побывали какие-то люди, но что они искали и связан ли был обыск с избиением Никиты, было неизвестно. Хотя Илья склонен был полагать, что данное происшествие не случайно. Он догадывался, кто мог затеять обыск и с какой целью.
Внимание привлек уголок акварельного рисунка, торчащий из-под подушки у кровати. Илья нагнулся, вытащил смятый лист, вернее, часть листа с изображением воина в кольчуге с поднятым мечом.
Глаз не отвесть! — вспомнились слова дядьки.
Это был русский богатырь-дружинник, нарисованный Данилой. Вся нижняя часть рисунка была оторвана, сохранилась только верхняя половина — торс богатыря, голова и рука в кольчужной перчатке с поднятым мечом. Лицо воина действительно несло печать силы и величавой гордости, хотя в нем легко угадывались знакомые черты Федора Ломова, отца мальчика. Но Илью больше интересовал орнамент картины, в котором явно были заложены рунные древнерусские мотивы. Илья узнал стреловидную «руну потока», трикветру, тетраскеле, махамеру, символы «небесной воды». Но рисунок был оборван, и орнамент не складывался в единое целое.
Илья сложил сохранившуюся часть картины, спрятал в карман. Поискал оторванную часть, понимая, что скорее всего она уничтожена неизвестными грабителями. Сосед Никиты смотрел на беспорядок в комнате, открыв рот. Он действительно ничего не понимал и вряд ли был причастен к обыску и разгрому.
— Вы никого подозрительного не видели? — на всякий случай спросил Илья.
— Шарахнуться можно! — опомнился длинноволосый. — Конечно, нет. Вот гады! Кому это понадобилось? У Ника ничего особо ценного никогда не было, только книги…
— Сообщите в милицию, — посоветовал Илья. — Воры могли унести какие-нибудь вещи. Жаль, картину вот порвали, ее брат Никиты рисовал. Если найдется оторванная часть, сообщите мне, пожалуйста.
— Хорошо, — кивнул очкарик. — Не, ну это ж надо! Вот сволочи! Поймать бы да руки переломать!
С последним пожеланием парня Илья был согласен на все сто процентов. На Руси когда-то за воровство карали сурово, причем независимо от того, кто совершил грех — человек низкого сословия или большой начальник. Двойные стандарты вошли в жизнь уже в нынешние времена. Человека, укравшего килограмм зерна, сажают на пять лет, а тех, кто украл м и л л и о н ы рублей, — даже не судят! И эти люди продолжают спокойно жить, пользоваться всеми благами цивилизации и чувствовать себя героями.
— До свидания. — Илья написал номер своего мобильного телефона на клочке бумаги, сунул соседу Никиты. — Вот номер. Позвоните, если что узнаете.
Ошеломленный очкарик кивнул, продолжая негодовать по поводу действий неизвестных воров, забравшихся в комнату сокурсника. Окинув взглядом комнату, Илья вышел, ощущая сожаление и досаду. Ему следовало вспомнить о картине Данилы раньше, и тогда у него в руках вполне мог оказаться аналог володаря. Теперь же приходилось довольствоваться фрагментом орнамента, и он подозревал, что исчез как раз самый важный фрагмент, по которому можно было воссоздать Руну Света.
В начале девятого Илья был дома.
Умылся.
Переоделся.
Сел за стол, успокаивая дыхание и унимая дрожь в руках.
Снял с креста володаря лист фольги.
Расправил уцелевший клок картины и стал рассматривать орнамент, сравнивая его с развернутой композицией рунных дощечек. Глаз зацепился за махамеру. На рисунке этот символ располагался над стрелой «руны входа». У него же махамеру занимала центральное положение. Илья поменял местами дощечки и услышал тихий тающий звон, будто кто-то тронул гитарную струну.
Он замер, прислушиваясь к звону.
Показалось, что над столом возник и пропал прозрачный струящийся призрак воина в кольчуге и бармице.
Илья подождал немного, но больше ничего не происходило. Руны дали знать, что он близок к решению проблемы, однако недоставало какой-то малости, чтобы закончить руновязь. Рунные дощечки надо было передвинуть еще раз, но он не знал — как.
Надо ехать в Парфино! — озарило вдруг. Данила может вспомнить, какие символы он нарисовал и в каком порядке расположил. Голова у парня светлая, а память хорошая.