— Черт возьми! — вполголоса проговорил старший лейтенант, подходя и наклоняясь к столбу, чтобы получше рассмотреть муравьиное творение, и в то же мгновение на голову его обрушился тяжелый удар.
Этот удар не был физическим, он поразил не только голову с внешней стороны, но как бы проник и внутрь, сплющивая мозг, сдавливая сосуды, останавливая кровоток.
В глазах Мухина потемнело. Он отшатнулся, оглядываясь, пытаясь определить, кто напал на него, никого не увидел и свалился в траву. Он уже не видел, как муравьиная «колокольня» рухнула, распалась, и муравьи бросились на потерявшего сознание человека…
Валя Сидоров подложил в костер пару зеленых сосновых веток, чтобы дым отогнал комаров, но это не помогло. Пришлось доставать репеллент и обливать себя резко пахнущей жидкостью, убивающей, если верить рекламе, насекомых на лету. Он это делал уже третий раз, однако результатом доволен не был. Репеллент отпугивал комаров недолго, в течение получаса, потом они все равно начинали пикировать на лицо, норовя залезть в рот, в ноздри или в глаза.
Подошел молчаливый Витя Сикачев, отмахивающийся от крылатых разбойников еловой веткой.
— У меня только лов начался. Где Аркан?
— В кусты пошел, поразмышлять над смыслом жизни. Слушай, как ты справляешься с кровопийцами? Над тобой всего с десяток кружит, а надо мной сотня!
— Я слово знаю, — серьезно сказал сержант.
— Какое? — вытаращился на него Сидоров.
— Хожу и гипнотизирую всех: я ядовитый, сдохнешь, дурак!
Лейтенант засмеялся, махнул рукой.
— Я уж думал, ты взаправду слово знаешь. Говорят, старики, живущие в болотистой местности, действительно могут отгонять комаров заговорами. Найти б такого деда. Много рыбы-то наловил?
— На уху хватит. Пойду еще посижу, пока вы тут готовитесь. Позовете, когда придет Аркан.
Витя ушел. Сидоров разложил на траве у костра плащ, достал карты, тетрадь, карандаш и стал ждать, глядя на пляшущие на углях синеватые язычки огня. Потом почувствовал смутную тревогу, посмотрел на часы. Мухин отсутствовал уже двадцать минут.
— Аркадий! — позвал он старшего лейтенанта. — Ты что там застрял?
Мухин не ответил.
— Аркан, кончай шутить, выходи!
Снова молчание в ответ. А у Сидорова появилось ощущение, что лес вокруг встрепенулся и посмотрел на него с угрозой и вожделением. Валя взмок, достал пистолет, еще раз позвал старшего лейтенанта и нырнул в лес, ставший в сгущающихся сумерках таинственным и жутким. Но больше чем на полтора десятка шагов углубиться в заросли не удалось.
Пистолет вдруг стал тяжелым и таким горячим, что Сидоров выронил его в траву, дуя на обожженную ладонь. Наклонился, поднял, чувствуя, как по руке побежали невесть откуда взявшиеся муравьи, сунул в карман.
— Аркан, ты где, черт бы тебя подрал! Что за шутки?!
Впереди в просветах между деревьями засветились чьи-то глаза, погасли. В голове Валентина поплыл звон, будто от выпитого на голодный желудок бокала шампанского. Вдобавок начали кусаться заползшие под одежду муравьи. Задавив несколько, он, приплясывая, сделал несколько шагов вперед, снова берясь за рукоять пистолета, и наткнулся на шевелящуюся кучу муравьев, облепившую чье-то тело.
— Мухин?! — вырвалось у него. — Что с тобой?!
И в ту же секунду под ним со всхлипом просела земля. Валя провалился по грудь, попытался было ухватиться за края образовавшейся ямы, но провалился еще глубже, по горло, чувствуя, что становится нечем дышать. Хотел крикнуть, но не смог: хлынувшая в лицо волна муравьев накрыла голову, ослепила, забила уши и рот. До пистолета лейтенант уже не дотянулся…
Сикачев слышал, как Валентин зовет Мухина, но не встревожился, занятый вытаскиванием из воды крупного окуня. Выволок наконец на берег, перевел дух, любовно похлопал рыбину по крутому боку с красными плавниками, снова закинул удочку с наживкой. И вдруг увидел в воде чье-то бледное, зыбкое, женское лицо. Сначала подумал, что женщина подошла сзади и ее лицо отразилось в воде, оглянулся — никого. Еще раз поглядел на гладь озера, и волосы зашевелились на голове. Лицо смотрело на него, как живое, внимательно и строго, похожее на лицо матери, потом улыбнулось, раздвигая губы, и сержант услышал тихий грудной голос:
— Не узнаешь меня, сынок? Иди ко мне, поговорим.
Словно сомнамбула, Сикачев шагнул в воду, увидел тянувшуюся к нему из воды бледную руку и протянул навстречу свою…
Заев чувствовал себя в лесу, как рыба в воде. Родился он в деревне Ховылино Пермской губернии, располагавшейся в тайге, и за восемнадцать лет, то есть до призыва в армию, исходил все окрестные леса и болота как грибник и охотник. В тайге, известное дело, не бывает не грибных сезонов, а в иные годы боровики да подосиновики хоть лопатой греби, естественно, будущий оперативник-спецназовец научился их собирать и различать, хотя и отдавал предпочтение охоте.
В здешних новгородских лесах капитан еще не бывал, и ему стало интересно, найдет он что-нибудь съедобное или нет. Отойдя от лагеря метров на сто, он достал нож, стал присматриваться к подозрительным бугорочкам и вскоре набрел на несколько черных груздей, крепких, молодых, сочных. Брать, однако, не стал, черный груздь для жарки не годился, требуя длительного замачивания, его следовало только мариновать.
Впереди показалась полянка, Заев свернул и вдруг увидел идущую на него сгорбленную дряхлую старуху с распущенными седыми волосами под черной косынкой, в длинной черной юбке, в черной кофте в белый горошек. Старуха шла босиком, бесшумно, а глаза у нее были молодые, озорные, с усмешечкой, и губы тонкие — тоже раздвинуты в улыбочке. В гаденькой такой улыбочке, презрительной. Остановилась она в пяти шагах от замершего капитана, оценивающе оглядела с ног до головы, кивнула, будто старому знакомому.
— Что, касатик, грибочков захотел покушать?
— А тебе что, старая? — опомнился Заев. — Не холодно босиком-то по лесу в такую погоду ходить?
— Ничего, я кровушки твоей напьюсь, теплее станет, — ответила старуха спокойно, сверкнув глазами, в которых так и плясали бесенята. — А не хочешь ли со мной любовью побаловаться, касатик? Тогда я, глядишь, и помилую тебя.
Заев от неожиданности едва нож не выронил.
— Ты что, бабуля, белены объелась?! Годков-то тебе сколько? Небось под сто, если не больше?
— Да молодая я еще, — кокетливо поправила космы старуха. — Аль слепой?
Черты ее вдруг поплыли, исказились, и сквозь старушечье лицо со ввалившимися щеками и кривыми зубами проступило прекрасное девичье личико с яркими зелеными глазами, пухлыми алыми губами, тонким носиком и белоснежными зубами.
— Ну, как я тебе в таком обличье, воин? — бархатным голосом произнесла красавица, расстегивая пуговки на кофте. — Такая подхожу?
— Чур меня! — пробормотал Заев, которого взяла оторопь. — Сгинь, нечистая сила!