— Мальца Шишкиного не зацепите! Шишмарь задавит опосля…
— Что, тоже свести хотел, гаденыш?
Архивариус шел молча.
— Ну, давайте разом…
Мускулюс хлопнул в ладоши, привлекая внимание.
— Эй, судари мои! Помощь не требуется?
Вся компания уставилась на единственного зрителя, словно это был король Реттии в блеске и славе.
— Иди-ка, мил-человек, куда шел. Сами справимся.
— А я не у вас спрашивал, уважаемые. Слышишь, парень? Помощь нужна?
Хотя оружия Мускулюс не носил, выглядел он внушительно и прекрасно знал это. Бойцы из троицы аховые, глядишь, призадумаются.
— Я тебя видел, — заявил вдруг архивариус, удобней перехватив топорик. — В «Хромом Мельнике». Думаешь, если с Намюром пил, так теперь у Нижней Мамы в кумовьях?!
— Они заодно! — крикнул бритоголовый Клаус. — Рви ноготь, заодно! Шайка! Вместе детей сводят…
— Мы сейчас всю шайку-лейку… Якоб, иди первым, у тебя топор!..
— Корягу дать? — весело поинтересовался от дерева паренек. Он то ли и вправду ни капельки не боялся, то ли осмелел с перепугу. — Тут еще одна валяется. Мы спина к спине у мачты, против тысячи вдвоем!
— А я?! — пискнул малыш.
— Втроем! Ну конечно же, втроем! Становитесь рядом, мастер Андреа! А лучше заколдуйте их к песьим шлепам! Колдун вы или кто?!
Нельзя сказать, что троица сразу поверила словам героя, но сдала назад.
— Заколдовать негодяев? — Малефик свел брови на переносице. — «Черный день» устроить? Вырви-сглаз наложить? Запросто!
Мускулюс величественно воздел руки над головой. Глаза колдуна закатились, сверкнув синими звездчатыми белками. Он нараспев затянул «Quare pontifex thuribulum?», отчего злодеев мороз продрал по коже. Волосы Андреа встали дыбом. Между прядями с треском начали проскакивать лазурные молнийки, играя в салки.
— Вижу-у-у! — взвыл он дурным голосом.
Злодеи попятились.
— Ты! — Указующий перст сурово уперся в волосатую грудь мясника. — Ты, Клаус! Ты, знаток голяшки, филея и грудинки! Пока ты здесь занят неправедным делом, твоя жена Ханна…
Пауза, вися в душном воздухе, дохнула инфернальным холодом.
— Что с ней? Что с моей женой?! Скажите мне, сударь!
— Твоя распутная жена вновь отправилась к своему любовнику Гонасеку!
— Ханна?! К этому молокососу?! Не может быть!
— Если ты поспешишь, Клаус, то сам убедишься в правоте моих слов!
— Да я ей… я ему… Спасибо, мастер колдун! Рви ноготь, приходите в лавку, я вам парной свининки…
Развернувшись, Клаус с треском проломился сквозь кусты и унесся прочь. Сейчас мясник напоминал разъяренного хрыча-секача с одним обломанным клыком. Андреа искренне надеялся, что по дороге ревнивец остынет либо будет задержан бравыми ландверьерами.
— А ты, Мятлик? — Неумолимый палец уже целился в вислоусого дядьку. — Ведаешь ли, какие несчастья грозят бедняге, в чьем хлеву родился теленок с пятью хвостами?! Первые горести не замедлили найти тебя!
Дядька Мятлик упал на колени.
— Твой долг в «орлянку» меняла Фрауш тайно продал братьям Коблецам! Близка расплата, ох близка!..
— Скотина! Без уведомления!.. Я бы…
— И это лишь начало, глупый Мятлик! Начало скорбного пути! Но не отчаивайся, я с тобой, — смягчился колдун. — Вот, возьми. Это заговоренный гвоздь. На нем — Заклятие Упорного Благочестия и Всеобщего Оберега от Зловещих Дураков! Вбей гвоздь в косяк двери хлева, трижды окропи мочой теленка — и напасти минуют тебя. Если, конечно, ты без промедления отдашь долг.
— Благодарствую, мастер колдун! Удачи вам на тыщу лет вперед! Храни вас Ползучая Благодать!
— Спеши, Мятлик!
— Я мигом!
Оставшись в одиночестве, Якоб Гонзалка не испугался. Архивариус с безумной надеждой смотрел на малефика. У Мускулюса сжалось сердце. Он знал, о чем его спросит этот человек. И не имел силы солгать.
— Мастер колдун… Вы знаете, где моя дочь? Вы должны знать…
Андреа опустил руки. Волосы улеглись, глаза погасли, — и архивариус осекся. Он все понял. Отвернулся, побрел прочь, сутулясь и шаркая ногами. Мускулюс глядел вслед. От позора у «столичной штучки» горели уши. Колдун. Консультант лейб-малефициума. Ученик боевого мага трона. Нагнал страху на пару простаков, а как до дела дошло… Да, спас жизнь парнишке. Да, это не его профиль: искать и спасать. Да, «без отрыва от основной работы».
Геенна поглоти все эти проклятые «да»!
Малефик заставил себя встряхнуться. Натянул на лицо улыбку-маску:
— Что скажешь, отрок? Как тебе магия?
— Ха! Магия-шмагия… Это вам все Цетинка наболтала! Так и я могу!
Нахал! Даже поблагодарить забыл.
— Можешь? Отчего ж за корягу взялся?
— Ну… — смутился юнец. — Ваша правда. Не мой день сегодня. Но вы-то — настоящий колдун! Малефик! Могли бы их…
В следующий миг Андреа ласково ухватил грубияна за ворот рубахи. С вкрадчивостью хищника заглянул в глаза.
— А ты, мой юный друг, хотел, чтобы я их убивать начал? Всерьез? — шепотом осведомился он. От этого шепота вороны, кружившие над ивой, сбились в клин и дернули куда подальше. — Магии ему, сукину сыночку, захотелось! Это люди, понял? Лю-ди! Дураки, конечно… Убивать их за дурость? Портить? Глазить?! Они ведь за детей переживают. У этого, с топором, дочка пропала! Эх ты… магия-шмагия…
Он отпустил пунцового от стыда парнишку. Кажется, проняло.
— Ты ребенка-то домой, к отцу-матери отведи. Во второй раз я могу и не успеть.
— Отведу… — юнец угрюмо буравил землю взглядом. — Спасибо, мастер Андреа.
Колдун молча кивнул. Отвернулся. И увидел.
На том берегу Ляпуни, у кромки воды, стояла девочка. Лет восьми-девяти. Белобрысая. В желтом платьице. Дочка архивариуса?! Нет, Намюр говорил, ей шесть исполнилось. Эта постарше. И лицо… глянцевое, гладенькое, кукольное. У глаз — морщинки. А глазки внимательные, острые…
Вечный Странник! Как он ухитрился все это разглядеть?! Пусть речка неширокая…
Девочка нахмурилась, резко мотнула головой — и отдалилась. Теперь Андреа не видел никаких подробностей. Только одно: крохотная фигурка проворно удалялась к опушке леса. Текла, изгибалась, скользила змеей. Движения девочки были стремительны, как у атакующего сокола. Личико куклы. Противоестественная гибкость. На память колдун никогда не жаловался, но сейчас недоумевал: кого напомнило ему чудное дитя?!
Ветка «медвежьей клюквы» качалась, отмечая место, где кроха нырнула в лес. Живет она там, что ли? Дочка лесника?!
Юнец неловко нарушил молчание: