Она покачала головой.
— Мы не знаем, почему уехал Грисуолд, — сказала она. — Но ему нет нужды присутствовать, чтобы процесс происходил. Что если Темплтон и Гудфелло договорятся с Ван Кемпеленом здесь и серьезно решат осуществить работу здесь? Если они преуспеют в трансмутации достаточного количества металла, мы никогда больше не увидим По.
— Они не сделают этого. По все еще в безопасности, — сказал я. — Никто, если он в здравом уме, не будет делать золото, находясь во власти такого человека, как Просперо. И не говорите, что это можно сделать тайно. Золото — тяжелый металл. Было бы неосмотрительно производить его в таком месте, как это, а потом встать перед лицом трудностей по транспортировке его. Пусть делают свое дело, если смогут. Мы остановим их позднее.
— Извини меня, — сказала она. — Мы не можем себе позволить воспользоваться этим. Я буду чувствовать себя виноватой, если это случится, когда мы уедем. А находясь здесь, я, возможно, смогу остановить это.
— Даже если тебя накачают наркотиками? Или воздействуют с помощью месмеризма?
— Я буду осмотрительна в том, что касается еды и напитков. При этом, я сильнее Темплтона. Им не удастся использовать меня снова, как это было в последний раз.
— Если ты им будешь не нужна, они постараются избавиться от тебя. Это безжалостные люди.
— Нет, — уверенно сказала она, — я знаю, что буду нужна им для чего-то другого. Позднее.
Я вспомнил слова Лиги об уничтожении ее личности и содрогнулся. Но сейчас я ничего не мог сказать об этом, так как сам не все еще понимал и не хотел вдаваться в длинные объяснения.
В этот момент я вспомнил, как убил человека. Это было по долгу службы во время боя. Но какая разница в форме ты или нет? Смерть есть смерть. Почему государство должно иметь право решать, кто ее заслужил, а кто — нет? И мне пришло в голову, что самым простым решением нашей проблемы было бы убить Ван Кемпелена. Пусть тайна умрет вместе с ним. Тогда Энни будет спасена, По будет спасен, Элисон будет счастлив. Я воскресил в памяти образ полного пучеглазого человека, который угощал нас чаем, который пожелал нам доброй ночи и удачи, когда мы бросились бежать по крышам. Он казался вполне благопристойным и я не мог заставить себя возненавидеть его за беды, причиной которых он был. В то же время, оставить его в живых означало лишиться Энни. Я, наверное, все же сумел бы ожесточиться и исполнить этот план. Конечно, я постараюсь сделать это как можно безболезненней. Один верный удар саблей…
— Перри!
Энни остановилась и смотрела на меня с выражением ужаса на лице.
— Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, не делай этого.
— О чем, о чем ты говоришь? — спросил я.
— Я видела тебя с окровавленным клинком, стоящим возле Ван Кемпелена, — сказала она. — Ты должен дать мне обещание, что не убьешь его. Пожалуйста! Мы должны найти другой путь.
Я рассмеялся.
— Пожалуйста, — повторила она.
— Я сам только что видел, — сказал я, — что это значит жить рядом с таким человеком, как ты. Это значит никогда не завести на стороне интрижку и не выпить украдкой с друзьями.
Она улыбнулась.
— Я просто вижу вперед ужасные последствия поступков, — объяснила она.
— Именно это я и имел в виду. А сейчас ты видишь мое обещание?
Она кивнула.
— Постараюсь найти другой путь, — сказал я.
— Спасибо, — сказала она. — Я уверена, что тебе удастся.
Мы прошлись еще немного, и она провела нас по северному зданию, объяснив его планировку. Показала, где были расположены комнаты Темплтона, Гудфелло и Ван Кемпелена, а также большой обеденный зал с огромными часами из черного дерева, которые печально отсчитывали удары на западной стороне зала. Энни сказала, что часы бьют настолько громко и необычно, что если идет музыкальное представление в тот момент, когда наступает новый час, музыканты вынуждены бывают прекратить игру, пока часы не завершат свое дело. Мы проводили ее до комнаты и я условился встретиться снова днем.
Потом я предложил Петерсу похитить ее и ночью вывести отсюда для ее же пользы. Тогда мы смогли направиться домой и там выслеживать Грисуолда.
— Нет, сэр, — сказал он, — она не такая. Она — как Лиги. Вокруг нее облако таинственности. Она знает обо всем лучше вас, и я не буду ей мешать.
— Но даже такие люди не во всем бывают правы, Петерс.
— Это мое последнее слово, Эдди.
— Хорошо, — сказал я. — Мы подождем и посмотрим, что будет дальше.
После этого я каждый день встречался с Энни, и она смогла показать мне Гудфелло — крепкого, грубоватого и улыбчивого — и Темплтона — высокого, худого с глазами-ямками под нависшими бровями. Мы с Петерсом старались не попадаться на глаза Ван Кемпелену, так как не были уверены в его лояльности. Между нами тремя была договоренность, что если он попытается делать золото, мы вмешаемся, даже физически, если возникнет необходимость. Время быстро приближалось к весне, и он ничего не предпринимал. Он, видно, не достиг никакого соглашения ни с кем, как сообщала Энни. Я спрашивал себя, какую тактику он избрал, как долго он собирался мучить такого человека, как Просперо, не рискуя оказаться в новых покоях с глубокой ямой и маятником для личного пользования. У меня было предчувствие, что скоро что-то должно случиться. Возможно, Темплтон и Гудфелло поставят его в такие условия, когда он не сможет отказаться. А может, мы все чего-то ждем? Чего? Что Грисуолд возьмет дело под свой контроль? Интересно, будет ли Энни возражать против убийства Грисуолда, если я сделаю это в справедливом бою?
В последующие дни я вновь и вновь задавался вопросом, не получил ли Петерс секретного указания от Элисона следовать в определенных обстоятельствах воле Энни, а не моей. Хотя этого я никогда не узнаю, все же интересно, стал бы он активно мне противостоять, если бы я сделал попытку забрать Энни отсюда против ее воли. Впрочем, я этого не сделаю. Просто ее доводы убедительны, а я очень обеспокоен тем, чтобы угодить ей.
Петерс, кажется, сам уже целиком поглощен своими чувствами к маленькой танцовщице. Предполагаю, что Трипетта — еще одна причина, по которой он не торопится отсюда.
В свое представление мы вложили больше фантазии. Мы репетировали, стараясь достичь сходства с разыгрываемыми нами персонажами. И все же мы боялись, что нас могут узнать, если мы выйдем на сцену, так как Ван Кемпелен знал нас, и еще мы не исключали возможность, что Грисуолд или даже Темплтон могли с помощью экстра-физических методов воссоздать наше изображение и показать его окружающим. Не было смысла поэтому испытывать судьбу. Но чем больше мы об этом думали, тем чаще приходили к выводу, что с помощью маски или яркой раскраски лица мы могли бы без опасений участвовать в любой комической сценке.
К счастью, не существовало строго установленного графика представлений. Принц или его поверенный вызывали, когда придется, в любое время дня или ночи, одну труппу артистов или другую. Многие из них — обычно музыканты и жонглеры — приходили сами, занимали место среди гостей, поднимали, бросаемые на пол монеты, на тот случай, когда они смогут свободно покинуть аббатство и истратить их по своему усмотрению.