– И еще остаются чудовища. Результатом совокупления некоторых богов и людей, – он огляделся по сторонам, видимо, чтобы царевич его не услышал, – является чудовищное уродство. Но остальные чудовища появились после экспериментов гигантов. Твоя гидра и вепрь – хорошие примеры.
– А кентавры?
Дедал нахмурился.
– Насчет них я не уверен. У них древняя история.
Мои наставники также рассказали мне о своих исследованиях тканей гидры и вепря. Они оба весьма сокрушались, что так и не смогли добыть ни единого образца тканей Немейского льва.
– Есть основания верить, что и лев тоже чудовище, созданное гигантами. Ты говорил, что оружие не брало его шкуру.
– Верно, – сказал Энкид, и я кивнул.
– Что знаешь ты, Геракл, о золотых яблоках Гесперид?
– Я и не слышал о них никогда, – ответил я, обменявшись взглядами с моим столь же озадаченным племянником.
Гермес и Дедал вместе с их помощниками также бились над разгадкой того, что значат яблоки Гесперид для расы гигантов, и жаждали получить образцы этих загадочных плодов.
– По всему, эти яблоки как-то связаны с оружием гигантов.
Наш разговор перешел на другие темы. Мастер походя заметил, что он брал для испытаний образцы крови царевича Астериона и был бы рад исследовать также и мою. Но, зная о моей непробиваемой коже, он не мог представить, как получить образцы.
Я не был уверен, волноваться ли мне, злиться ли или просто усмехнуться.
– Значит, тебе хотелось бы пустить мне кровь?
– Да, – рассеянно ответил он. – Конечно, будь ты женщиной, – размышлял он, – то можно было бы исследовать менструальную кровь…
– Да, а будь я оливой, ты бы выжал из меня масло. – Мысль о том, что мою кожу можно пробить, что рана будет кровоточить так же, как и у прочих людей, беспокоила меня чем дальше, тем больше. Мои чувства, несомненно, были так обострены потому, что я никогда не имел подобного опыта. Я не бил коленок, не резал пальцев, как случалось с обычными детьми с самого раннего детства.
Эта мысль пугала меня, и я начал закипать.
– Да, а будь я уткой, я еще и яйца бы нес. Но я таков, каков есть, и вряд ли ты добудешь хоть каплю моей крови.
Мастер ничего не сказал по этому поводу – он намеревался подождать до тех пор, пока не придумает что-нибудь подходящее.
– Рано или поздно, – вмешался Астерион, – мы, Геракл, должны будем выяснить, как это оружие гигантов влияет на тебя. Ты не бог, но и не простой смертный. Я тоже, но я не собираюсь покидать Лабиринт.
Астерион поднял человеческую руку, предупреждая мои возражения.
– Нет, мы не просим тебя согласиться стать подопытным животным. Мы все хотим, чтобы ты как можно позже столкнулся с этим испытанием, но в конце концов тебе не удастся его избежать.
Мы все хорошо отдохнули ночью, а поутру продолжили разговор.
Пока я с трудом разбирался в огромном Лабиринте. Мне он казался просто великолепным. Дедал указал на место, где он работал для предшественника молодой царицы, и другие места, где происходили чудесные события, многие из которых – в последние два года.
Я узнал, что на Крите весна наступает рано, точнее, тут почти не бывает настоящей зимы. Солнечный свет пробивался сквозь переплетения виноградных лоз, бросая прозрачно-зеленые тени там, где ходы Лабиринта не перекрывались крышей, погружаясь в непроглядную тьму. Где-то совсем рядом, возможно, в открытом дворике по соседству или в следующем, мелодично журчала вода, стекая из фонтана в прудик. Пока мы оставались в стенах Лабиринта, этот звук текущей воды, близкий или дальний, слышался всегда и повсюду. Изгибы стен и коридоров, по большей части каменных, иногда любопытно играли со звуком.
Астерион ошарашил меня заявлением, что недавно побывал во сне одного из гигантов.
– И по доброй воле мне не хотелось бы повторять такого. Мне казалось, что мой разум, мое существо того гляди будет поглощено землей.
У Астериона часто бывали и свои сны, о которых он рассказывал. Он редко покидал пределы Лабиринта во плоти, но во сне он странствовал по самым отдаленным концам мира и за его пределами.
Когда наш разговор вернулся к темам, затронутым вчера, Астерион и Дедал чуть глубже объяснили мне то, что происходило между богами и гигантами, пока я не стал наконец осознавать, почему даже Зевс их боится.
Говоря о гигантах, Астерион сказал:
– Даже если мы найдем путь сводить на нет действие их оружия, они все равно во многом останутся не слабее известных нам богов, а то и посильнее. Это будут страшные враги. Но пока Зевс и его помощники, существа, которых мы привыкли считать правителями Вселенной, обречены на поражение.
Услышав это, я немного походил, медленно и молча. То, что Зевс, величайший из богов, повелитель молний и громов, может бояться кого-то или чего-то, было для меня совершенно новым и требовало времени, чтобы с этим сжиться.
Наконец я сказал:
– Значит, мы знаем, что наш отец Зевс существует, является ли он тем самым воплощением, что зачало нас, или нет.
– Он действительно существует, могу поручиться. Хотя в последние десятилетия его все труднее отыскать.
– Лучше если мы просто скажем, что Зевс с Аполлоном и прочие просто осторожно себя ведут.
– Мне наплевать, как это звучит.
Царевич Астерион также сказал мне, что во сне его предупредили, что для меня весьма важно узнать кое-что о Преисподней.
– Это каким-то образом предсказывает мою смерть?
– Это скрытое предупреждение об опасности. Смерть суждена всем нам, но здесь явно не то. Однако это было слишком смутно, чтобы воспользоваться им.
– А как мы связаны с царством Аида?
– Надеюсь, не слишком тесно, – послышался из бычьего рта странный голос. – Говоря о страшных богах, Вестник надеялся, что ты сможешь поговорить с Аполлоном, когда будешь на нашем острове. Но его нет сейчас на Крите.
– О, – сказал я. Это имя, столь небрежно произнесенное, заставило что-то внутри меня сжаться от страха, и мне пришлось постараться, чтобы страх не заполз глубже. Да, мы только что говорили о всемогущем Зевсе, и правда то, что я говорил и даже спорил с самим Гермесом. И мне довелось даже мельком увидеть колесницу прославленного Диониса.
Но… Аполлон…
Далекоразящий, Лучезарный Бог, владыка Смерти, Ужаса и Расстояний. Что ни говори, Шива-Разрушитель был известен как бог чудовищной силы, и многие его боялись – но здесь, на Крите говорили, что владыка Аполлон застрелил последнее воплощение Шивы так же легко, как человек прихлопывает муху.
Энкид, сидевший рядом, не шевелился. Звук имени Аполлона заставил его вести себя как наказанный ребенок, который боится, что о нем вспомнят.