— И всё это время вы пытались спасти Осьминога? — негромко протянул удивлённый Берёзов.
— Для нас очень важен любой живой образец, — устало развёл руками учёный, — далеко не всё можно выяснить посредством вскрытия трупов. Тем более, Осьминог. Отловить его живым практически невозможно, животное предельно агрессивно, и поисковые партии опасаются с ним связываться. А учитывая, что рейды в Жёлтую Зону проводятся очень не часто, то, я бы сказал, вероятность заполучить живую особь стремится к нулю.
Поэтому Мария Сергеевна боролась за его жизнь до последнего. Но, к сожалению, вывести его из комы уже невозможно. Мы перевели его на искусственное жизнеобеспечение, что лишь ненадолго отсрочит печальный финал. Жаль, — он вздохнул, — Мария Сергеевна возлагала на него большие надежды. Для неё это весьма трагичный исход.
Учёный допил воду, выбросил бутылку в мусороприёмник, достал из холодильника ещё одну и, попрощавшись, покинул камбуз. Вскоре подошли двое младших сотрудников в сопровождении лаборантов, и микроволновая печь вновь зашумела, разогревая пищу для усталых людей. Из их негромкого разговора Иван понял, что во второй клетке, доставленной вертолётом, находился Дикобраз, которого отловила другая поисковая группа в Зелёной Зоне согласно плановой заявке. Сам Дикобраз не пострадал, однако сейчас ведёт себя очень буйно, словно жизни его угрожает опасность, и лаборанты не рискнули выпускать его из клетки. Животному дали корм через штатные кормушки клетки и оставили его в ящике посреди вивария. Дикобраз не притронулся ни к еде, ни к воде и бросается на прутья клетки, едва завидев людей. Кто-то из учёных сделал вывод, что животное чувствует близкую смерть своего сородича, недаром же Осьминоги считаются вторичной мутацией Дикобраза в условиях Жёлтой Зоны. Но если он издохнет от голода или нервного срыва, Лаванда всем кровь свернёт на год вперёд. Лаборанты посетовали на невезение, надо же было получить такую головную боль всего за сутки до сдачи вахтенной смены… Берёзов закончил ужин, опустил в мусороприёмник использованную одноразовую посуду и направился в оружейную готовиться к заступлению на дежурство.
Оказавшись на вышке, Иван получил от Капкана короткий отчёт. Вокруг лаборатории всё спокойно, за исключением одной детали: количество Дикобразов на пустыре за вертолётной площадкой ещё более увеличилось. Теперь их стало уже двадцать две особи. Собравшись в шесть разношёрстных кучек, они образовали «кустарники», постепенно приближающиеся к зданию ЛП-32. Из соображений предосторожности, которая, как известно, лишней не бывает, решили внешнее освещение лаборатории не включать и вести наблюдение посредством перископного блока ночного видения. Даже внутри сторожевой вышки вместо штатного освещения зажгли тусклую красную лампочку аварийного света. Капкан отправился спать, и Берёзов взялся за рукояти перископа, оглядывая окрестности.
Дикобразьи «кусты» были уже на полпути к лаборатории, и если всё пойдёт так и дальше, к полудню зверьё постучится в двери… Он покрутил верньеры, направляя перископ вдаль, в сторону поросших березняком холмов. Где-то там, в рябящей зеленоватой зернистостью ночного видения тьме, едва заметно выделялись густые вкрапления далёких светлых пятен, означавших места залегания Студня. Иван иронично усмехнулся. Студень был единственной аномалией, которую можно разглядеть в прибор ночного видения. Правда, ночью языки его слабого фиолетового свечения видно и так, а днём ПНВ замечать Студень отказывался. Вот и выходило, что в плане обнаружения аномалий сей прибор бесполезен. Зато днём Студень отлично засекало изделие «Филин». Надо бы написать рапорт на имя Ферзя, чтобы выдали со склада один комплект. Впрочем, если он, Берёзов, сейчас в опале, то с подобными заявками лучше повременить. И всё-таки, как Салмацкий узнал про его с Лемуром разговор? Ведь рядом никого не было, они, по обыкновению, беседовали в тире сразу после плановых стрельб, в помещении для чистки оружия. Саня бы его не сдал, это исключено. Значит, либо кто-то специально стоял снаружи от входа и подслушивал, либо комната для чистки оборудована прослушкой. Довольно странно. Устанавливать микрофоны даже в тире, да ещё и в помещении для чистки — это не перебор ли? Режим секретности, конечно, дело важное и серьёзное, но кому понадобилось интересоваться простыми разговорами сотрудников? Ведь о чём бы ни шла речь, разговор идёт внутри «Ареала», и утечка информации исключена…
Жёлтая полоска на дисплее шумомера вздрогнула, коротко скользнув к середине шкалы децибелов, и Иван затаил дыхание, прислушиваясь. Откуда-то со стороны озера донёсся глухой шум, словно нечто большое и тяжёлое издало тихий печальный вздох. Спустя секунду следом за ним пришёл монотонный хриплый вой, быстро перешедший в визг и исчезнувший в недоступном человеческому уху ультразвуке. Барабанные перепонки неприятно заныли. Берёзов щёлкнул кнопками управления поворотной платформой и повернул джойстик, разворачивая к озеру направленные микрофоны. Болезненный вой-визг повторился, и уши резануло болью ещё сильнее.
— Туман — Медведю! — зашипела в ухе гарнитура рации. — Туман, ответь Медведю! Как слышишь меня?
— На связи, — ответил Иван, — принимаю тебя хорошо.
— Вой слышал? — В голосе Медведя звучала тревога. — Что там у тебя?
— Пока ничего, — Берёзов вгляделся в ночную тьму, — звук пришёл со стороны озера, но движения не наблюдаю. Ночник тоже засветок не даёт.
— Это Унк орал, — насторожённо произнёс Медведь, — ночником его не засечь. Смотри в оба! Если увидишь шевеление — накрывай из АГС!
Вой повторился. На этот раз без болезненного визга, он звучал явно ближе, и в хриплых всхлипах можно было различить нечто похожее на истеричный женский плач.
— Приближается? — напрягся Медведь.
— Да, — подтвердил Иван, глядя на шкалу децибел, — микрофоны фиксируют слабые шлепки, словно кто-то плывёт по воде.
— Твою мать! — выругался Медведь. — Вырубай свет! Я иду к тебе! Если завизжит ещё ближе, заткни уши чем-нибудь!
Медведь оказался на вышке через три минуты. Вместо привычного «Печенега» у него в руках был топор.
— Собрался по дрова? — Иван указал на топор взглядом.
— Я же сказал — погаси свет! — скривился здоровяк, хлопая рукой по рубильнику аварийного освещения. — Если Унк сюда влезет, дровами станем мы все!
Он прислонил топор к стене и прильнул к окуляру перископа. С минуту Медведь молча всматривался в чернильную темноту ночи, после чего вновь тихо выругался:
— Не видно ни черта! — Он потёр руками глаза и вновь приник к перископу. — Сколько до рассвета?
Берёзов взглянул на часы с фосфоресцирующим циферблатом:
— Двадцать три минуты.
— Долго, — с досадой скривился Медведь. Он обернулся к Ивану и добавил: — Найди, чем уши заткнуть. Если эта тварь заорёт близко, барабанные перепонки не выдержат. Говорят, что и мозги не выдерживают… — здоровяк вернулся к наблюдению, — хорошо бы заметить его заранее…
— Почему не пошарить прожектором? — спросил Берёзов. — До озера недалеко, наверняка высветим. Сразу из АГС и вдолбим.