– Не должно забывать о знамениях, предрекающих великие беды, – возразил Мор. – В некоем городе в Оксерре деревянная статуя Христа на рыночной площади начала лить слезы, а еще волк вошел в церковь, схватил зубами веревку колокола и начать звонить. И своими глазами ты можешь зреть яркую звезду, что явилась в ночном небе в конце апреля, а теперь горит каждую ночь, медленно передвигаясь по небу.
За много лет до того в Ирландии мой учитель, ученый друид, рассказывал мне об этой блуждающей звезде и предсказал ее появление. Но сказать об этом Мору – значит вызвать у него подозрения, что я обучался ведовству, и я ничего не сказал.
– Мир полнится заразой – слепой алчностью, крайней мерзостью, воровством и прелюбодеянием, – продолжал он. – Пособники дьявола смело показывают себя. Я воочию видел одного. В моем монастыре в Бургундии он явился мне в виде карлика. У него была тощая шея, агатово-черные глаза и лоб весь в морщинах и складках. Рот широкий, губы распухшие, уши острые и волосатые под копной косматых грязных волос. Его ноги были покрыты грубой бурой шерстью, и он пускал слюни. Он громко вскрикивал и говорил что-то невнятное, указуя и ругаясь. Я был в таком ужасе, что бежал в часовню, пал ниц перед алтарем и взмолился о защите. Верно говорят, что антихрист скоро выйдет на свободу, ибо сей мерзкий карлик был одним из его предвестников.
Но когда мы добрались до Фекана и монастыря Святой Неделимой Троицы, мне показалось, что монахи, товарищи Мора, не разделяют его мрачного взгляда на будущее. Они подновляли свою церковь так, что стало ясно – они рассчитывают на долгое будущее. В огромном здании кишмя кишели каменщики, чернорабочие, плотники, стекольщики и строители лесов.
Главной достопримечательностью монастыря была могила господина настоятеля Вильяма, чье житие написал Рудольф Глабер. Чудотворное место, как сообщил мне один из монахов приглушенным шепотом. Десятилетний мальчик, смертельно больной, был принесен сюда своей отчаявшейся матерью и оставлен перед могилой. Дитя, оглядевшись, увидело маленького голубя, сидящего на могиле, и так, глядя на него, и уснуло.
– Когда мальчик проснулся, – шептал монах, – он оказался совершенно здоров.
Его благочестивый рассказ заинтересовал меня не так живо, как монастырские сплетни. Монахи монастыря Святой Троицы оказались замечательно осведомлены о том, что происходит в герцогстве. У них всюду имелись свои осведомители, начиная с маленьких деревушек и кончая двором самого герцога, и они живо обсуждали приготовления герцога Вильгельма к войне – сколько кораблей должен поставить каждый из его вельмож, сколько тяжело вооруженных всадников необходимо иметь для того, чтобы эта опасная затея удалась, сколько вина и зерна загружают в большие закрома и так далее. Предстоящий поход вызывал у монахов великое одушевление, и внимательно прислушиваясь к ним, я понял, почему: монастырь Троицы владел богатыми угодьями в Англии, но после того как Гарольд Годвинсон сел на престол, монастырь перестал получать доход с этой своей собственности. Вот монахи и ждали, что герцог Вильгельм вернет то, что им принадлежит, как только займет место Гарольда на английском троне. Монастырь даже обещал поставить Вильгельму военный корабль за счет своих обильных средств.
Я заметил Мору, что в этом есть некое противоречие – что Божий дом поставляет орудия войны, а он рассмеялся.
– Позволь, я покажу тебе кое-что, что является еще более полезным вкладом в этот поход. Пойдем со мной, тут недалеко.
Он вывел меня за боковые ворота монастыря и провел по изрытой колеями дороге до плодового сада. Сад был обнесен крепкой каменной стеной, и это было необычно.
– Гляди! – сказал он, указывая пальцем.
Я заглянул через стену. Под яблонями паслись три необыкновенных животных. Я понял, что это лошади, но они не походили ни на одну из тех лошадей, каких мне доводилось видеть. Эти были велики и тяжелы, с короткими мускулистыми ногами, похожими на толстые столбы, и со спиной, широкой, как стол трапезной.
– Все три – жеребцы, – с одобрением в голосе пояснил Морус. – Монастырь подарит их армии Вильгельма.
– Как вьючных? – поинтересовался я.
– Нет, нет, как боевых лошадей, коней для предводителей. Такие могут нести рыцарей в полных доспехах. Во всем мире нет пешего воина, который мог бы устоять перед ударом рыцаря, сидящего на таком вот звере. Наш монастырь особо занимается разведением такой породы.
Мне тут же вспомнился случай, которому я был очевидцем у стен Сиракуз, когда Железная Рука, франкский рыцарь-меченосец использовал свою грубую силу, чтобы свалить арабского наездника, сидящего на резвом скакуне, и мне представилась яркая картина – тяжелая конница Вильгельма верхом на этих боевых лошадях, сокрушающая стену из щитов.
– Но как Вильгельм умудрится перевезти столь тяжелых животных на своих кораблях и благополучно высадить их на английский берег? – спросил я.
– Понятия не имею, – признался Мор. – Но способ найдется, можешь не сомневаться. Вильгельм в войне никогда не полагается на случай, и у него есть опытные советчики, даже в этом монастыре. – Должно быть, вид у меня был недоверчивый, и он добавил: – Помнишь вчерашнюю встречу с монастырским раздатчиком милостыни? Он сидел рядом с нами во время вечерней трапезы, худющий такой человек, у него не хватает трех пальцев на левой руке. Потерял на войне. Прежде чем уйти в монастырь, он был воином-наемником. Он же член совета герцога Вильгельма и помогает ему составлять план вторжения. Монастырь владеет земельными участками на побережье Англии, как раз против того места, где расстояние между берегами наименьшее. Это было бы лучшим местом для высадки, и раздатчик милостыни – его зовут Регимий – будет сопровождать флот, чтобы указать лучшее место, куда могут пристать корабли с войском и, конечно же, с этими тяжелыми лошадьми.
По дороге обратно в монастырь я раздумывал. Все, что я слышал о герцоге Нормандии, указывало на то, что его намерения вторгнуться в Англию вполне серьезны и что он готовится к походу, вникая во все подробности. Такое впечатление, что Вильгельм Незаконнорожденный, замыслив что-то, осуществляет замысел так, чтобы все завершилось успешно. Не дьявольское везение возвысило его, но решительность и проницательность, усиленные безжалостностью. И мои прежние опасения, что Харальд очень рискует, ища союза с Вильгельмом, вернулись. А еще я вновь задался вопросом, не опрометчиво ли поступил, связавшись с этими христианами, столь уверенными и напористыми.
Я извинился перед Мором, сказав ему, что собираюсь продолжить свой путь в Рим, где должен подать просьбу епископа Бремена, чтобы в северные земли прислали побольше священников. Мор не прочь был остаться в Фекане, а я, имея опыт путешествия с ним, убедился, что вполне сойду за странствующего священника Белого Христа. Однако, покидая монастырь ранним погожим летним утром, я все же внес некую важную поправку в свое облачение. Я украл из прачечной плащ и рясу, оставив вместо них свою износившуюся за время странствий. Отныне я будут изображать из себя приверженца общины.