Поскольку других вариантов пока не выявилось, увязшим в планировании операции соларианцам пришлось предположить, что, возможно, берсеркеры и вправду направляются на одну из этих планет, только предпочли пробираться окольным путем. Но опять же — почему? Ведь ясно же, что с того места, где сейчас находятся берсеркеры, любому кораблю или машине, которому из-за пыли придется путешествовать исключительно в нормальном пространстве и метр за метром продираться через туманность, на дорогу к любой из этих планет потребуется больше трехсот лет.
Принеси еще раз провел астронавигационные расчеты. Их результаты были доступны любому желающему и гласили: ни берсеркеру Дирака, ни яхте Дирака не хватило бы трехсот лет, чтобы добраться к любой из этих изолированных систем.
— Но возможно, этого времени хватило бы, чтобы добраться к какой-то другой системе, о которой мы не знаем? Я так не думаю, но не поручусь, что это полностью исключено, — сказал Принсеп.
— Как вы полагаете, а какой-нибудь из берсеркеров, за которыми мы гонимся, не может быть берсеркером Дирака?
Любопытствующий был награжден странным взглядом.
— Если берсеркер Дирака продолжил двигаться тем курсом, каким двигался, когда его видели последний раз, то нет. Если он не сменил курс, то и поныне продирается через туманность.
— А вдруг там есть какой-нибудь неизвестный нам тайный проход? Какой-нибудь туннель, позволяющий быстро пройти через Мавронари, который нам отсюда не видно?
Один из капитанов вызвал на свой экран изображения берсеркеров, участвовавших в нападении. Их получили из записей разведки и данных, произведенных при помощи наблюдений через телескопы.
— Ни один из них не совпадает с изображением берсеркера Дирака, если судить по старым записям. Вы предполагаете, что этот берсеркер за триста лет сделал круг и вернулся, а по дороге набрал себе помощников?
— Нет, не совсем так. Я имел в виду, что вполне возможен такой вариант: подобная машина висит в Мавронари, через некоторые промежутки времени выныривает, совершает очередной налет на Иматру или на какую-нибудь другую цель и прячется обратно.
Собеседник обдумал эту мысль и покачал головой:
— Если исходить из исторических сведений, в окрестностях Мавронари было не так уж много нападений. Помимо тех двух налетов, о которых мы говорим, на Иматру не нападали больше ни разу. И почему эта машина совершает рейды лишь раз в триста лет? Как-то это не похоже на берсеркера.
— Ну а на что это тогда похоже? — подал голос командор, своей властью вмешавшись в дебаты. — Если кто-нибудь из присутствующих все еще цепляется за идею о том, что машины, за которыми мы гоняемся, — не настоящие берсеркеры, — я советую ему распрощаться с этой теорией прямо сейчас. Мы более чем достаточно покопались в их обломках и перехватили предостаточно их переговоров во время боя, чтобы считать их сущность не подлежащей сомнению. Точно так же и Дирак, как свидетельствуют документы, отправляясь в погоню, был уверен, за кем именно гонится. И мы и Дирак дрались с одним и тем же врагом — самыми что ни на есть настоящими машинами-убийцами! Тут к разговору подключился кто-то еще:
— Кстати, напоминаю: берсеркеры время от времени резко меняют тактику и выкидывают такие штучки, которые кажутся дурацкими, — и все ради того, чтобы остаться непредсказуемыми.
Принсеп покачал головой:
— Да, иногда они это делают. Но три сотни лет преднамеренной глупости? Берсеркер, который триста лет бездействует и тратит понапрасну время, силы и энергию, и все это лишь для того, чтобы заставить нас побеспокоиться о чем-то? Если это правда, то я сдаюсь. Но мне не кажется, что это так. Ну да ладно. Я устал и собираюсь малость перекусить. — С ближайшего экрана донесся приглушенный звон обеденного гонга — обычный сигнал шеф-повара, и сразу вслед за этим появилось меню.
Флотилия сделала еще пару под пространственных скачков и ухитрилась несколько нагнать удирающего врага. После этого сокращать разрыв стало труднее; командор взвесил увеличивающуюся возможность столкновения со случайными микрочастицами и решил не рисковать. Но по мере того как охотники за добычей углублялись во внешние районы туманности, даже передвижение в нормальном пространстве становилось все более опасным, почти невозможным.
Следующие четыре-пять стандартных дней казалось, что смысла продолжать погоню больше нет. След, оставленный берсеркерами в подпространстве, становился все более слабым, и идти по нему было все труднее.
Командор скрежетал зубами, взвешивая шансы. Некоторые поговаривали, что Принсеп безвылазно сидит в своей каюте и возносит молитвы наиболее почитаемому им божеству, — по поводу того, что это за божество, мнения расходились. Затем командор приказал слегка прибавить скорость.
Убедившись, что команда выполнена, командор тут же переключился на обдумывание обеденного меню.
Тем временем Гавот и Бекки воссоединились. Бекки вроде бы освободили от всех обязанностей по линии Ведомства Человечества. Что же касалось наказания — если такое вообще последовало, — то начальство Бекки на данный момент ничего особо не могло поделать с непослушным агентом. Поэтому вынесение приговора было отложено на неопределенный срок, а Бекки блаженствовала в обществе Кристофера. Конечно же, она больше не записывала слова и действия Гавота.
По крайней мере, Гавот предполагал, что это вроде само собой разумеется.
Всю свою жизнь он был одарен чрезвычайной подозрительностью — во всяком случае, сейчас Гавот рассматривал это качество именно как дар. Потому что оно, несомненно, являлось одной из главных причин того, что он и поныне пребывал в числе живых.
Так или иначе, но подслушивающие устройства всегда делались очень маленькими, именно с расчетом на то, чтобы их было трудно найти. Потому Гавот продолжал считать, что их с Бекки разговоры скорее всего будут прослушиваться, а любое место на корабле вполне может просматриваться при помощи скрытой камеры.
Так что Кристофер обращался с Бекки с исключительной нежностью и любовью.
В это же время Гавоту пришлось выдержать схватку с внутренними демонами. Флотилия продвигалась вперед, и по мере того как становилось ясно, что намерения командора Принсепа непреклонны и смертоносно серьезны, Кристофер обнаружил, что перед ним встала тревожащая перспектива новой встречи с берсеркером, а то и с целым их флотом.
В своих потаенных думах Гавот подстегивал поблекшие воспоминания и пытался разобраться, что именно произошло между ним и искалеченной машиной смерти там, на поверхности Иматры. Действительно ли тогда, когда смерть казалась неизбежной, а возможность сделать еще один вздох — недостижимой мечтой, — так вот, действительно ли в то мгновение он согласился каким-то образом служить берсеркерам?
Нынешнее положение вещей не причиняло ему особых страданий. Гавот ощущал обычную смесь очарования и зачаровывающего страха, которую приносило ему любое рискованное предприятие. Эта смесь давала ему — по крайней мере, на некоторое время — ощущение наибольшей полноты бытия. Такое удовольствие могла доставить лишь серьезная опасность.