Чижиков обвел взглядом небольшую компанию северных варваров и предложил с этого момента и впредь до особых обстоятельств не подвергать сомнению тот факт, что они на самом деле находятся в древнем Китае. И более к этому вопросу не возвращаться. Возражений не последовало, только Сумкин безнадежно махнул рукой и закурил, а Шпунтик, пресытившись разговорами, удалился в ближайшие заросли. Ника внесла добавление: до тех самых особых обстоятельств не приставать к ней со всякими расспросами, не имеющими непосредственного отношения к текущему моменту. «Но позвольте! — возмутился Сумкин. — Мы, милая девушка, оказались тут не без вашей протекции, и вы нам хотите буквально сказать, что это не имеет отношение к текущему, как вы метко выразились, моменту? Лично мне было бы крайне желательно поиметь некоторую ясность по поводу этого прискорбного происшествия, а вы, я подозреваю, единственный на сегодня источник информации!» Некоторое время Чижиков препирался с приятелем и в конце концов подавил бунт — при молчаливом попустительстве Ники. И хотя Коте и самому было до крайности интересно прямо здесь и сейчас поставить если не все точки над «i», то, по крайней мере, существенно продвинуться в срывании покровов с чужих тайн, он понимал, что в тех обстоятельствах, в которых они оказались, размениваться на пустые споры нельзя никак. Нужно действовать слаженно, командно — если, конечно, они хотят пройти пресловутую «миссию» до конца. А без этого возвращение к нормальной жизни невозможно. Сумкин все понимал, но из природной вредности ерепенился.
Покончив с разногласиями, они подвели итоги и проверили наличные запасы. В корзине Суня Девятого имелось некоторое количество еды, главным образом — завернутые в листья рисовые колобки и вяленое мясо. Пару сосудов с местной брагой питанием решили не считать. Из снаряжения были: два меча среднего качества и остроты, десяток арбалетных стрел, пара не работавших мобильных телефонов, две зажигалки, которые Сумкин неведомым образом протащил в самолет, полторы пачки сигарет, а также родная одежда, запакованная в дорожные свертки, и вместе с нею — две пары наручных часов, авиабилеты и паспорта с визами. Крайне не густо. Чижиков подозревал, что Ника предъявила далеко не все штучки, имелось у нее что-то еще, кроме попугая, пирамидки и пресловутого темпорального корректора, но не обыскивать же ее в самом деле?
Стали обсуждать дальнейшие действия. Ясно было, что самим им дороги в столицу, то есть в Сянъян, не найти, а потому следует уповать или на Лю Бана, или на Суня Девятого, если смотритель вдруг не появится. Сумкин в очередной раз заметил, что план налета на императорскую сокровищницу кажется ему не то чтобы абсурдным, но решительно невыполнимым. «Вы, я так вижу, не очень себе представляете, что такое столица, а уж тем более — дворцы и сокровищница. Во-первых, все это охраняется так, что и мышь не проскочит. Ну, насчет мыши, возможно, я погорячился, мышь проскочит, но три половозрелых существа — никогда. Нас зарежут, заколют, напичкают стрелами еще на подходах, и мы будем лежать и печально смотреть, как кровь радостно покидает наши мужественные организмы, а потом наши бренные тела выкинут на свалку и там ими отменно попируют древнекитайские собаки. Я хочу сказать, что это совершенно безнадежное предприятие, — и Сумкин обильно посыпал окрестную траву сигаретным пеплом. — Если бы спросили меня, если бы хоть кто-то и о чем-то спросил меня, то я бы посоветовал не напрягаться и не тратить силы на бессмысленное путешествие в Сянъян. Куда проще покончить с собой прямо здесь, на этой милой лужайке, если уж так необходимо умереть. Впрочем, прошу занести в протокол, что лично я вовсе не собираюсь умирать ни этим и ни другим утром в течение ближайших пятидесяти лет. А равно ни днем и ни вечером».
Ника посмотрела на Чижикова умоляюще. Котя в ответ пожал плечами. В речах Сумкина был смысл. Чижиков рассуждал примерно так же: в сокровищницу им никак не попасть, это самоубийство. И оттого прямо и открыто спросил Нику, нет ли у нее на такой вот безнадежный случай туза в рукаве или, скажем, кролика в шляпе, которые помогут им и с жизнью не расстаться, и миссию выполнить.
— О чем-то ведь в твоем будущем думали, когда все это затевали? — резонно спросил Котя.
И Ника призналась, что да, думали. Да, были рассмотрены основные вероятностные хронолинии, и всякий раз получалось, что миссия должна увенчаться успехом. Только она, Ника, не знает, почему это произойдет:
— Я же говорила! Обстоятельства сложатся так, — сказала девушка, — что у нас все получится. И мы не должны нарушать естественного хода событий.
— Прекрасно! — не удержался от саркастического замечания Сумкин. — Да здравствуют обстоятельства и их естественный ход!
Чижиков только молча покачал головой. Однако выбора не было: или идти в столицу — с целью проникновения в императорскую сокровищницу и изъятия из нее невесть чего, или никуда не идти и навсегда остаться тут, в третьем веке до нашей эры.
Сумкин раскипятился не на шутку: авантюра чистой воды, добровольное самоубийство! — но Котя был тверд. Предрассветный сон все еще стоял перед его глазами: картина апокалипсиса была столь явной и реалистичной, что Котю до сих пор пробирала дрожь при одном лишь воспоминании об увиденном. Чижиков странным, необъяснимым образом чувствовал, что сон этот напрямую связан с их так называемой миссией в древнем Китае. Наверное, Ника права: нужно шаг за шагом пройти весь путь, чтобы добиться желанного результата. Для себя Котя уже решил, что если вдруг Сумкин заартачится и наотрез откажется идти в столицу, он отправится туда вдвоем с Никой, ибо это жизненно необходимо.
Не допустить…
Не допустить!
Тут их прервал Сунь Девятый: мальчик, почтительно кланяясь, приглашал их к завтраку. Его жестикуляция была понятна и без перевода: рисовые колобки и ключевая вода, обычная походная древнекитайская трапеза. Необычным было то, что руки мальчишки дрожали, а еще он настойчиво избегал глядеть спутникам в глаза.
Исполнив обязанности слуги, Сунь Девятый отошел в сторонку, сел на землю и принялся о чем-то напряженно думать, а злополучные путешественники во времени вернулись к предмету своей беседы.
— Ладно, обратимся к насущному, — неожиданно предложил Сумкин, вкусив колобка, — то есть к нашему другу Лю Бану.
Чижиков удивился, ожидая, что Федор продолжит уговаривать их не лезть добровольно в смертельную ловушку, но великий китаевед, видимо, тоже что-то для себя решил.
— Я предлагаю, — тут Сумкин внимательно посмотрел на Чижикова и Нику поверх очков, — не обманывать нашего благодетеля больше того, чем это необходимо для, извините за такое слово, выживания. Конкретизируя свое предложение, скажу: не стоит выдавать себя за магов или за кого там нас в своей дремучей серости принял Лю Бан. Штука в том, что китайское общество на том этапе его развития, на котором оно сейчас пребывает… гм… просто пронизано верой во всевозможную сверхъестественную дребедень, знамения, духов и, само собой, в человеческих особей, которые так или иначе — кто выпив ртути, а кто пожевав киновари — некими волшебными свойствами овладели. Так вот, не будем плодить ложных сущностей, друзья мои, их и без нас достаточно.