Взяв под локоть еще не пришедшего в себя Хондачева и оттолкнув ногой перевернутое кресло, Лис вышел из кабинета.
* * *
Авиаперелеты Питон не уважал в принципе. Не боялся, а именно не уважал. Ведь в среде, в которой он обитал, от точности формулировок зависело очень многое. Скажешь, например: «Я обиделся» или «Он меня обидел», – и все – потерял лицо! Потому что обиженными называют самую низшую и презираемую на зоне касту – педерастов, «петухов», «гребней», «опущенных»… Ляпнешь по незнанию такую глупость – и неизвестно, чем дело кончится: могут и взаправду «обидеть»: дело-то минутное – проведут членом по губам, вот и готов непроткнутый пидор. А за тем, чтобы перегнуть через шконку – дело не станет… Да и неважно: проткнутый или непроткнутый, нет между ними никакой разницы – оба на самом дне, ниже падать некуда.
Конечно, очень важно, кто такую парашу прогнал, и особенно – где. Если это малолетний лох – «первоход», или случайный пассажир, заруливший в беспредельную «хату», то скорей всего, именно так с ним и обойдутся. А если правильный пацан болтанет сдуру или по пьянке, то просто на смех поднимут и потом будут долго вспоминать, как он косяк упорол, хихикать за спиной да пальцами показывать. Все это не так весело и безобидно, как кажется на первый взгляд, потому что эти смешки и перемигивания отщипывают авторитет по кусочку, глядишь, через полгодика от его «правильности» ничего и не останется… Конечно, если Питон или другой серьезный человек его уровня такое ляпнет, никто смеяться не посмеет, хотя задумаются, что тоже авторитет не укрепляет. Только серьезные люди базар фильтруют и за слова отвечают, а потому с ними такого не случается. Вместо «обиделся» они говорят «огорчился», а вместо «побаиваюсь» – «не уважаю».
Но, несмотря на словесный камуфляж, в глубине души Питон знал, что летать он боится. Когда самолет попадал в зону турбулентности, ему казалось, что сейчас он развалится на части. Или перед глазами возникали другие жуткие картины, которые при всем своем многообразии имели один и тот же финал: авторитетный, богатый и здоровый бизнесмен приземлялся в виде обгоревшего куска мяса. Тем более что такие шикарные и респектабельные в фильмах с Бельмондо «Боинги», попадая в российские воздушные ямы, подозрительно поскрипывали, а при сильном встречном ветре начинали жутковато помахивать крыльями. Возможно, шик, респектабельность и надежность ушли вместе с выработанным ресурсом. А скорей всего, так проявлялась его, Питона, аэрофобия. Это мудреное словечко объяснил ему жутко знаменитый психиатр, берущий за консультацию огроменные деньги.
– Ничего опасного, очень мало людей не испытывают страхов, – сказал доктор, поглаживая классическую козлиную бородку. – Все дело в вас самих. Посмотрите на других пассажиров, они спокойны, ибо верят, что долетят благополучно. И вы внушите себе, что вам ничего не угрожает! Или найдите способ отвлечься. Или выпейте немного, для транквилизации. А в крайнем случае, пользуйтесь поездами…
Но на Кипр поезда не ходят, а именно там располагался недавно купленный шикарный особняк. Поэтому Питон тщательно выполнял советы специалиста: и внушал, и отвлекался, и выпивал. Самовнушение помогало плохо, а заоблачный минет и добрая порция спиртного – хорошо.
Вот и на этот раз полет прошел благополучно. Погода и техническое состояние борта способствовали соблюдению расписания, а напрочь лишенная комплексов Ирка и семьсот граммов «Grant'sa» из дьюти-фри полностью нейтрализовали аэрофобию, сделав перелет комфортным и приятным. Козлобородый психиатр полностью отработал свою штуку баксов. Хотя вряд ли бутылка виски укладывалась в определенную им норму «немного», а уж про Ирку тот и представить не мог…
На трап Питон вышел в благодушном настроении. Похлопав Ирку по тугой попке и в очередной раз заправив живот под широкий ремень черных джинсов, он по-хозяйски осмотрел низенький аэровокзал с ломаной крышей и старомодной надписью «Тиходонск», которая по ночам светится синим неоновым светом, как маяк, встречающий возвращающихся домой путников. Потом перевел взгляд на стоящих внизу Битюга и Кащея – они улыбались шефу и одновременно жадно пялились под короткую Иркину юбку. За ними маячил сопровождающий – молоденький сержант из линейного отдела, а в нескольких метрах покорно ждал милицейский «уазик».
Пока обычные люди накапливались в автобусе, Питон с Иркой, Кащей и Битюг, дыша густой смесью сигаретного дыма и бензиновых паров, без особого комфорта проехали двести метров до зала прилета. Конечно, можно было сесть в автобус или пройти эти метры пешком, но следовало соблюсти протокол. В автобус может сесть каждый, а вот так – у трапа, с милицейским сопровождением, встречают только уважаемого человека, не такого, как все!
На площади ждал огромный «ленд круизер» с сатанинским номером 666 – черный кузов, черные стекла, черные бамперы, черный салон… Только хромированные диски и такой же «кенгурятник» ослепительно сверкали в лучах слабеющего тиходонского солнца. Внутри было гораздо просторней, ароматней и комфортней, чем в ментовской развалюхе. Развалившись на мягких подушках заднего сиденья, Питон залез в бар-холодильник, извлек и откупорил бутылку «Тиходонского игристого», наполнил два бокала, чокнулся с Иркой и жадно выпил. В похмельном нутре так захорошело, что он присосался к горлышку и жадно глотал холодную колючую жидкость, давясь пеной и обливая белую рубашку. Потом удовлетворенно отрыгнул накопившиеся в организме газы.
– А мне?! – обиженно спросила Ирка.
– Да на, на! Тут еще стакан остался!
И, обращаясь к сидящим впереди телохранителям, спросил:
– Ну, как дела, пацаны?
Кащей молча вел машину, а Битюг с трудом повернулся, демонстрируя полный анфас, напоминающий выразительностью вареную картофелину.
– Сегодня сходняк, шеф. Через час, в «Раке». Тут опять муть какая-то…
– Вот б… Ладно, поехали сразу. Рубашка чистая есть? А то я подзасрался…
– Вон, сзади, на вешалке. И рубашка, и брюки…
– Брюки не надо, Ирка чисто работает, – Питон захохотал.
Подруга невозмутимо допила из горлышка остатки игристого и бросила бутылку под ноги.
– Останови, где такси увидишь! – приказал хозяин и буднично пощупал девушку за голую промежность. – Сама доедешь, мне некогда.
– На-а-а-чи-и-на-а-ется, – недовольно протянула она. – Перед трахом ты всегда свободен, только кончил – сразу некогда!
– Глохни! – Питон хлопнул ее по щеке. Не очень больно, но хлестко и обидно. Девушка замолчала.
На остановке такси «дьявольский» джип остановился, Ирка спрыгнула с высокой подножки и как ни в чем не бывало улыбнулась своему кавалеру.
– Пока! Звони, кисюсик, не пропадай!
Дверь захлопнулась.
Питон покосился на подчиненных и поморщился. Глупая дырка не понимает, когда какими словами пердеть можно…
Машина помчалась дальше.
– Как там этот хмырь – джокер? Не загнулся еще?
Кащей угодливо рассмеялся. Так бригадир называл Валета. Разумеется, за глаза и только в очень узком кругу.