Не желая уходить, Аврора настойчиво забарабанила в дверь.
Над горизонтом поднималось солнце, вдали нарастал гул тысяч автомобильных гудков и надсадно ревущих двигателей.
— Поехали, — твердым голосом сказал Давид.
— Это мой отец!
— Ну и оставайся, а я поеду.
Она выглядела совершенно подавленной.
Молодой человек осторожно взял ее на руки и отнес в машину. Она свернулась клубочком, словно младенец, и безропотно позволила усадить себя на сиденье. Давид хлопнул дверцей и повернул ключ зажигания.
— Я думал, ты окончательно обрезала пуповину, — удивился он.
— С этими родителями… обрезать ее полностью нельзя. Пока они живы, всегда есть надежда, и, кем бы они ни были, у нас возникает желание их простить.
В ее голосе звучала смесь гнева и разочарования.
Они поехали к матери Давида. Наступил полдень, движение уже было затруднено, и молодые люди застряли в пробке. Вокруг сигналили машины и бежали люди. Вдали: даже прозвучали выстрелы.
Давида охватило беспокойство, и он вновь включил новости.
ЭПИДЕМИЯ ЕГИПЕТСКОГО ГРИППА. Все произошло очень быстро. Во время первой волны умерли несколько сотен, а затем и тысяч человек, теперь, по официальной информации ВОЗ, число жертв превысило 100 тысяч.
Поэтому санитарное ведомство, в дополнение к предыдущим рекомендациям, добавило две новые:
1) не посещать общественные места;
2) запастись консервами и продуктами первой необходимости.
На связи наш корреспондент в Министерстве здравоохранения. Вы меня слышите, Жорж?
— Да, Люсьена. Судя по картине, которую вы можете видеть за моей спиной, последние директивы явно запоздали, и выполнять их одновременно очень трудно. Толпы встревоженных домохозяек, надев на лица марлевые повязки, а на руки резиновые перчатки, в которых обычно моют посуду, штурмуют супермаркеты, чтобы побыстрее набить тележку консервами.
— Но, Жорж, послушайте, я вижу, что супермаркеты объяты огнем. Куда смотрит полиция?
— На данный момент у нее до всего не доходят руки. В течение нескольких последних часов между домохозяйками, доселе настроенными мирно, разгораются сцены насилия. Как показывают камеры наблюдения, магазины превратились в поле боя, на котором люди, толкая доверху нагруженные тележки, напоминают собой корабли в окружении пиратских судов, берущих их на абордаж. Домохозяйки дерутся скалками и мешочками с луком, бросают друг другу в голову консервы и банки с конфитюром, которые взрываются, словно начиненные клейким желатином гранаты. Тела раненых используют, чтобы добраться до верхних полок.
— Спасибо, Жорж, за поэтическое описание, которое всегда было вашим сильным местом. Только что к нам поступили три новые директивы Министерства юстиции, о которых я без промедлений сообщаю:
1) оставаться дома;
2) не приближаться к птицам (живым или мертвым); избавиться от клеток с домашними пернатыми питомцами;
3) с сегодняшнего вечера на неопределенное время вводится комендантский час. Каждый, кто после 20:00 выйдет на улицу без разрешения, будет подвергнут санкциям.
Они ехали вперед. Пользуясь возможностями старого внедорожника, Давид то и дело съезжал на тротуары и обочины.
Город охватила паника. Буквально за несколько часов в столице воцарился хаос. Дрались люди и горели автомобили. Магазины с разбитыми витринами становились добычей мародеров.
Вдалеке раздался взрыв, и Давид подумал, что кто-то, по-видимому, решил завладеть запасами газа или взять штурмом автозаправочную станцию.
Когда они наглухо застряли в пробке, перед ними вынырнул какой-то всклокоченный тип с плакатом, на котором были нарисованы четыре всадника Апокалипсиса.
Он вопил и потрясал плакатом:
— Это конец света! Покайтесь! Мы все умрем! Все до единого! Никто не спасется! Никто! — И расхохотался безумным смехом. — Счастливы те, кто умрет первыми. Их страдания будут длиться недолго.
Фраза прозвучала мрачным эхо. Давид и Аврора переглянулись через прозрачное стекло защитных шлемов.
— Он сошел с ума, — сказала Аврора.
— Не он один, — признал Давид.
И показал на полуголого мужчину в маске фараона. Вооружившись большими металлическими тарелками, он ударял ими друг о друга.
— Я — египетский грипп! Вы все от меня загнетесь! — возглашал он.
— А если он прав? Если это и есть первый всадник Апокалипсиса? Белый всадник — болезнь, передающаяся по воздуху…
Не снимая ноги с педали акселератора, Давид резко вывернул руль и, чтобы выбраться из пробки, покатил по крутой лестнице. Машина запрыгала по ступенькам. Ветровое стекло и фара лопнули, но мотор держался бодро, что позволило им выехать на менее оживленный проспект.
Старый внедорожник зигзагами лавировал среди прохожих.
Вокруг свирепствовала паника. Мимо бежали люди, нагруженные сумками и чемоданами. Самые жизнелюбивые, впрягшись по несколько человек, волочили за собой ящики и сундуки. Вдали вновь прогремели взрывы, в небо взвились столбы дыма.
Наконец Давиду удалось добраться до дома. Он нервно вставил в замочную скважину ключ, прошел в гостиную и увидел, что мать обессиленно сидит в кресле перед телевизором. Звук был выключен, ведущая на экране читала по бумажке какой-то текст.
Не снимая костюма бактериологической защиты, Давид подошел к матери. Она не сразу его узнала. Отшатнулась, затем, разглядев его лицо, улыбнулась и хрипло прошептала:
— У меня болит в груди.
— Не волнуйся, мама, я отвезу тебя в больницу.
Он хотел поднять ее, но она ухватилась за подлокотники кресла:
— Это уже ни к чему. Меня заразили голуби, которых я кормила у окна. Об этом говорили по телевизору.
Она закашлялась, и ей на руки брызнула слизь с кровью.
Давид вновь попытался ее унести, но она стала цепляться за мебель:
— Слишком поздно, ты ничего не сможешь сделать. Оставь меня. Я хочу умереть дома.
Он выпустил мать из рук, и она тут же рухнула в кресло.
— Ты был прав. Отец бросил нас ради динозавров. А ты ушел от меня ради пигмеев. Но я не обижаюсь. Бросать женщин — это у вас семейное, это у вас в крови.
— Мама!
— Я ни в чем тебя не упрекаю…
Мать бросила взгляд на его костюм и прикоснулась к ткани, словно желая убедиться в том, что для зимы он оделся достаточно тепло.
— Ты правильно сделал, что уехал. Если бы ты остался здесь, то умер бы, как и я. Ты все предвидел и сделал правильный выбор…