– Под твою цветомузыку только вешаться! – говорила Ирка, с удовольствием наступая на валяющиеся под ногами радиодетали, которые с хрустом ломались.
– Тебя звали? – окрысивался Жорик, бросаясь ей под ноги. – Ну, и катись подальше!
Женился Жорик, или, вернее, женила его на себе ушлая разведенка-соседка Анжелика с готовым ребенком, девочкой, женщина не злая, но сильно безалаберная. Любимой ее присказкой было: «Не бери в голову!»
Кажется, ему повезло с женой. В их квартире всегда был страшный кавардак, бегали собаки, кошки и хомяки. Денег никогда не хватало. Жорик неплохо зарабатывал, и при другом стиле жизни им бы хватало. Но деньги девались неизвестно куда уже через три дня после зарплаты. Питалась семья в основном картошкой. Детей как-то незаметно стало двое – родилась еще одна девочка, потом долгожданный сын.
– Сын, наследник! – рассказывал Жорик всем встречным-поперечным, лопаясь от гордости. – Олежкой назвали, в честь крестного, моего дружбана!
– Как вы мне все осточертели! – весело кричала Анжелика детям, расхаживая по дому в задрипанном халате, отпихивая ногами зверье, вечно беременная, нечесаная, но неизменно в самом приятном расположении духа. Книжки, всякие истории про любовь, которые она читала запоем, валялись на кухонном столе, на диване, под кроватью. Перекошенные, с рассыпавшимися страницами, залитые супом и чаем.
– Пошли вон! – раздавался в доме ее зычный голос. – Лето на дворе!
Ирка терпеть не могла Анжелику, говорила, что от нее воняет кислыми щами. Раньше Жорик одалживал деньги у Ирки, но никогда не отдавал. Когда Ирка переставала давать, он просил у Марика – тот морщился, но не отказывал. Виделись родственники редко.
Жорик привез из Америки подержанный автомобиль «Бьюик «Le Sabre». Не с собой, разумеется, а в обозе, морем. А с собой он привез лишь то, с чем его пустили в самолет, – одежду, всякую ерунду детям, в том числе куклу Барби и большое колесо консервированной пиццы, упакованной в полиэтилен. Еще золотую цепочку с дешевым бриллиантом Анжелике. «Бьюик» был большой, роскошный, темно-синий, с мягкими кожаными диванными сиденьями, с аккуратным узким задком в форме бочонка в разрезе, по которому и узнается эта машина, такой совершенной формы, что, глядя на него, плакать хотелось.
– Самая надежная штатовская машина, – рассказывал Жорик, с любовью глядя на «Бьюик». – «Олд мэнз кар» [2] , для солидных людей, кто понимает. Смотри, какой задок! И климат-контроль! Для каждого пассажира свой, – объяснял он всем желающим. – Я, например, хочу похолоднее, жена – потеплее. Пожалуйста, не вопрос!
Он нажимал на кнопочки, щелкал замками дверей, придвигал и отодвигал сиденья, нежно дышал на оконные стекла и протирал мягкой тряпочкой.
– Скорость поддерживается компьютером. Бензин, правда, жрет, зараза. Восемь цилиндров! Зато с места рвет как ракета. Жмешь чуть не на двести, и ни в одном глазу!
Если бы можно было, Жорик переселился бы в «Бьюик» сам или поставил его у себя в спальне, чтобы тот был все время на глазах. Бывает же такая радость в жизни человека! Не часто, но бывает. Правда, тут многое зависит от самого человека. Не все умеют радоваться. Таким что ни дай, все или мало, или не того хотелось. А чего хотелось, и сами не знают!
Звали его Георгием, как читатель уже понял, – Жорик для своих, по кличке Зажорик. Так мы и будем называть его в дальнейшем. Зажорик или Жорик. Получил он кличку благодаря своей привычке орать: «Не давай зажирать!», когда вместе с одноклассником Олегом Монаховым они мчались вдоль реки на моторной лодке мимо устроившихся в прибрежном ивняке рыболовов. Еще в блаженное школьное время. В сугубо мужской компании был он называем также Зажопиком… извините за выражение. Просто так, без всяких намеков. По созвучию с «Зажориком».
Одноклассник Олег Монахов, тот самый дружбан и крестный папаша маленького Олежки, был женат трижды, всякий раз на красивейших женщинах, включая приму местного драматического театра, закончил факультет психологии столичного университета и физмат местного политеха, остался на кафедре, защитился, начал писать докторскую. Потом бросил, что не мешало ему представляться доктором физико-математических наук. И все без напряга, играючи. С женами разводился тоже легко, оставаясь с ними в самых дружеских отношениях. Связи не терял, забегал на огонек, даже оставался ночевать иногда, под настроение. Увлекался психологикой, экстрасенсорикой, эзотерикой и оккультизмом. Он не боялся жить, легко меняя среду обитания. В один прекрасный момент бросил все к чертовой матери и подался в народ. Потом вернулся, потом снова все бросил. Ему было скучно на одном месте, его гнали в дорогу любопытство, нетерпение и стремление заглянуть за горизонт. Анжелика, жена Зажорика, говорила, что у него шило в одном месте.
Он бродил по Сибири с дикой бригадой шишкобоев, находя общий язык с беглыми преступниками, ворами и пьяницами, с самым последним человеческим отребьем. Собирал целебные корни, грибы-галлюциногены, от которых плющило похлеще, чем от любых наркотиков, ягоды и травы. Записывал рецепты народных медицинских и шаманских снадобий, а также заговоров и приговоров. Жил в палатке или под развесистой елкой, купался в проруби. Однажды зимовал в землянке неизвестно где, отбившись от стаи и потеряв тропу. Но выжил, даже зубов не потерял при кровоточащих деснах. Был при этом невероятно толст, дружелюбен, и всякому новому человеку казалось, что они знакомы не одну сотню лет. Сердца стремились ему навстречу, будь то замшелое сердце местного колдуна, открывавшего ему свои древние секреты, или ненавистного кулака-единоличника в каком-нибудь богом забытом месте, в глухой тайге, куда так и не дошли ни советская власть, ни дикий капитализм, который, придерживая собак, пускал его на ночь, кормил и поил, как брата. Он, который и маме родной пожалел бы куска хлеба! Таким необычным человеком был Олег Монахов по прозвищу Монах, друг Зажорика. Сам же он совершенно искренне считал себя волхвом.
– Живой! А я думал, тебя уже схарчили аборигены!
Такими радостными словами встречал друга Зажорик, когда Олег вваливался к нему как-нибудь поутру или на ночь глядя, грязный, обросший пестрой патлатой бородой, с неподъемным рюкзаком за плечами после двух-трехлетнего отсутствия. Друзья обнимались, замирали на долгую минуту, после чего Олег отправлялся в ванную, долго плескался в горячей воде, выливая на себя полбутылки шампуня, подстригал и расчесывал бороду, стриг ногти и выходил оттуда уже новым человеком. Они сидели чуть не всю ночь, пили водку, закусывали хлебом, салом и яичницей и общались.
Монах в очередной раз вернулся домой и остановился у Зажорика, так как свою квартиру он оставил последней жене. Он было сунулся к ней, и она бы с радостью его приняла, но, пока он путешествовал, она вышла замуж. Муж смотрел волком и прошипел ей на ухо, вытащив в коридор, – я или он! Она даже заплакала, бедняжка. Но Олег, мигом просекший обстановку, сказал, что заскочил на минутку, по дороге, и направляется сейчас к другу детства Зажорику. Чмокнул весело бывшую жену в щечку и сбежал вниз по лестнице. А теперешний ее мужчина перестал с ней разговаривать, чтобы дать понять, насколько она не права. И в голове у нее сразу зароились всякие мысли, вроде того, что хорошо бы ему испариться без следа, тогда, может, Олег вернется, пусть даже ненадолго.