Мы слышали, что некоторым могилам восемьсот с лишним лет, но надгробий того времени так и не увидели. Могилы сбились в тесную кучу, по три-четыре на одном участке, и ни одного свободного места я не встретила. Кладбище было переполнено, а город опустел.
Надгробия отличались разнообразием: стиль, видимо, зависел прежде всего от состояния умершего и отчасти – от эпохи. Мода приходит и уходит. Были простые каменные плиты с именем и датами. Надгробия побольше и побогаче свидетельствовали о чувствах, которые вызывали ушедшие. «Любимый отец, как рано ты нас покинул». Кое-где надписи стерлись настолько, что их нельзя было прочесть.
Статуи тоже были разными – скромные, затем изящные и, наконец, напыщенные: стоящие на страже ангелы, обнимающий ягненка мальчик, библейские персонажи со склоненными головами, летящие голуби.
Когда мы пришли, уже стемнело. Снег прекратился, ветра почти не чувствовалось. Мне вспомнился Том Даннингер, посвятивший свой гений продлению жизни. Он ненавидел кладбища и перед тем, как присоединиться к своим коллегам на «Полярисе», утверждал, что находится на пути к величайшему прорыву. Что ж, ничего не изменилось, Том. Люди до сих пор живут не больше ста двадцати – ста тридцати лет, как и в давние времена. Даннингер сам приближался к этому возрасту, когда отправился к Дельте К: насколько я помнила, ему было больше ста двадцати. Я понимала, в чем состоял его интерес. Всем нам хочется думать, что процесс старения можно остановить. Но я подозревала, что если этого до сих пор не удалось сделать, то не удастся уже никогда.
Мы шли среди надгробий, обмениваясь пустыми замечаниями, созерцая наглядные доказательства бренности всего сущего и пытаясь не замерзнуть.
Крисп лежал в углублении между холмами, там, где рядом друг к другу располагались четыре могилы. Простой белый камень с именем, датами жизни и надписью «Светлая память». Кто-то посадил рядом с могильным камнем кустик сабулы. В преддверии надвигающейся зимы он выглядел невзрачным, но весной эти кусты покрывались золотыми цветами.
Земля была довольно рыхлой. Когда потеплеет, здесь вырастет трава.
– Интересно, кто он такой? – произнес Алекс.
Вернувшись в скиммер, Алекс позвонил Фенну, рассказал ему, где мы и чем занимаемся, и спросил, может ли он выписать ордер на эксгумацию Криспа. Фенн, похоже, отнесся к его просьбе без особого энтузиазма и даже с раздражением.
– Вам незачем лезть не в свое дело, – сказал он.
– Мы не нарушаем никаких законов, Фенн.
– Кого бы вы ни искали, Алекс, они опасны. Зачем вам рисковать?
Алекс имел немалый опыт общения с людьми, и сейчас в нем проснулся профессионал.
– Фенн, – сказал он, – я сомневаюсь, что мы верно опознали этого парня. Если выяснить, кто он такой, то, возможно, удастся выяснить, почему нас пытаются убить.
– Да брось, Алекс. Парень, умерший двадцать лет назад?
– Думаю, есть немалая вероятность того, что все это взаимосвязано. Я не прошу многого…
Они переговаривались несколько минут. Непреклонность Фенна понемногу начала таять.
– Будь у меня возможность, Алекс, я бы вам помог. Но то, о чем ты говоришь, – совсем уж старые новости. Есть доказательства?
– Слишком многие появляются и исчезают, не оставляя следов. Барбер. Агнес: то ли она мать Барбер, то ли нет. Крисп. Может, даже Тальяферро.
– У Тальяферро богатое прошлое, Алекс. Он не появился ниоткуда.
– Да. Но он исчез. И еще семь человек исчезли с «Поляриса». Думаю, было бы очень полезно узнать, кто лежит в могиле Криспа.
Фенн поднял руки в успокоительном жесте, словно опасался, что у Алекса начнется истерика.
– Послушай, – сказал он, – когда умер Крисп? В тысяча четыреста пятом? Четыреста четвертом? С тех пор никто не видел Агнес Шенли. – Он откинулся на спинку кресла. – Я передам начальству твои слова и порекомендую еще раз приглядеться к той истории. Тебя это устроит?
– Есть шанс, что они взглянут на труп?
Фенн явно боролся с желанием выложить все, что он думает об этом.
– Нет, – наконец ответил он. – Им не важно, кто лежит в могиле: обвинять все равно некого. К чему лишние хлопоты?
Человек должен умирать, только если он падает с моста или плавает среди акул. Ни для кого не должен гаснуть свет лишь потому, что скрытые в его клетках часы пробили полночь. Отчего-то мы считаем, что, когда природа приказывает нам самоуничтожиться, сопротивляться не стоит. Ну а я ищу способ не выполнить приказа.
Томас Даннингер. Право на жизнь
Природе важно лишь одно: ты должен родить и вырастить потомство. После этого убирайся прочь.
Шармон Кольм. Хаос и симметрия
Алекс завел разговор о том, чтобы откопать покойника самим. Не знаю, насколько серьезны были его намерения, но я все же заметила, что за осквернение могил полагается суровое наказание. К тому же я сомневалась, что установление личности покойника даст нам что-нибудь. Все наши предположения строились на догадках. Это признал и сам Алекс, когда я намекнула ему на заголовки будущих новостей: «Торговец антиквариатом превращается в грабителя могил», «Бенедикт обвиняется в осквернении останков».
Сидя в скиммере на краю кладбища и глядя на плывущую по небу луну, я вдруг поняла, что думаю о Томе Даннингере, мечтавшем избавиться от кладбищ или, по крайней мере, резко сократить потребность в них.
Мы решили пока остаться в Вальпургисе. Большинство ресторанов и отелей закрылись с окончанием сезона, но мы все же сняли выходивший на океан номер в гостинице «Фиеста» и пообедали в ресторане с мрачноватым названием «У монаха». Правда, еда оказалась хорошей, и в ресторан зашло еще несколько человек, так что мы не чувствовали себя в одиночестве.
Не помню, о чем мы говорили. Помню лишь, что я продолжала думать о могиле и о том, был ли это несчастный случай, преступление на почве страсти или что-то третье. Может, кому-то понадобилось срочно убрать Эда Криспа? Может, он что-то знал?
Мне плохо спалось. Встав посреди ночи, я сделала себе поесть. Небо было затянуто тонкими облаками, отчего луна казалась окруженной призрачным ореолом. Сама не зная почему – возможно, оттого, что он напомнил мне о кладбище, – я вызвала аватар Тома Даннингера. Тот материализовался посреди комнаты и поздоровался со мной. Высокий, смуглый, седоволосый, с мрачным лицом, Даннингер вовсе не походил на человека, любившего как следует посмеяться.
Я села на диван, взяв кофе и пончик.
– Чем могу помочь, Чейз? – спросил Даннингер. Он был безупречно одет – отглаженные брюки, синий пиджак, белая рубашка с узким галстуком.
Последнее обновление аватара датировалось 1364 годом, за год до полета «Поляриса». На лице Даннингера виднелись морщины. Похоже, у него болели колени: садясь, он поморщился.