Поэтому в похоронных хлопотах Биток о мести не забывал.
– Серый с Кумом наверняка выкарабкаются, а вот у Хомута дела плохи, – докладывал только вернувшийся из больницы Питон. – Мы все лекарства недоставали, врачей забашляли, охрану у палат поставили...
– Что с кладбищем? – гулко спросил Биток.
Угол слегка шевельнулся.
– Места козырные забили, у самой Аллеи почета, гробы заказали дубовые, катафалки. У них как раз три «Кадиллака» – все забили.
Они сидели в задней комнате ресторана «Речной». Здесь было не так шикарно, как в «Якоре», служившем официальной штаб-квартирой группировки, но сейчас там все изрешечено пулями, да и кровь еще не отмыли как следует. И вообще... Братва верит в приметы...
– Почему три? – спросил Питон. – А Хомута куда?
– Так он же еще живой...
– Это он сейчас живой, – возразил Питон. – А к похоронам скорей всего будет готовый.
Они посмотрели на Битка.
– Пока живой – какой катафалк? – прогудел он. – Если что, будем думать...
На этом оперативном совещании, или планерке, складывался и притирался костяк нового руководства группировки, потому что кто проявляет активность при отправлении предшественника в последний путь, тот и занимает его место. Это правило неоднократно подтверждалось при смене генсеков в начале восьмидесятых.
– А эти обезьяны? – прорычал Биток. Он мало верил, что слегка приблатненные чужаки решились на такое дело и успешно его провернули. Тут чувствовался другой уровень и другая сноровка. Но раз молва назвала ответчиками Рубена и Сурена, было бы глупо это опровергать. Формально основания у них имелись.
– Нигде нет, – развел руками Питон. – Ребята везде ищут, четыре засады поставили, пусто. Скорей всего к себе в Ереван дернули. Там их не достанешь...
– Всю жизнь в Ереване не просидят. У них уже здесь дела, должники, бабки вложенные. Никто не бросит. Вернутся, – высказал свое мнение Угол, и присутствующие отметили, что в его рассуждениях была логика.
Но Биток не мог ждать у моря погоды.
– А кто третий с ними был? – мрачно спросил он. Ответом послужило столь же мрачное молчание. Но, когда троица приступила к обеду – толстым свиным отбивным с жареным луком под холодную водку, в коридоре послышались шаги и в кабинет ввалился возбужденный и слегка пьяный Коляша.
– Нашел паскуду! – с порога сообщил он и, пройдя к столу, жадно выпил водку из стакана Питона.
– Кого? – вскинулся Биток. Его сотрапезники перестали жевать.
– Третьего! – победно оскалился Коляша. – Есть такой хер – Сережка Лапин, на Мануфактурном живет. Кличка Чокнутый. Он с этими армянами вожжался. Они его на дело позвали, он и пошел.
– Откуда знаешь?
– Его пасынок проболтался. Сожительницы сын. Рассказал пацанам, как Рубен пахана на дело позвал, тот был на мели, а вечером пришел с вот такой пачкой «зеленых» стольников!
Коляша расставил кривой большой палец и толстый мизинец так, как только позволяли связки ладони, и этот жест придал убедительность его рассказу.
– Вот сука! – ударил кулаком по столу Питон.
– За такие бабки любой подпишется! – высказался Угол и тут же замолчал, поняв, что сморозил глупость.
– Где он сейчас? – спросил Биток. Он не собирался вникать в степень доказанности вины неизвестного Чокнутого, главное – есть конкретный человек, на примере которого можно показать, что такое месть речпортовской братвы.
– Дома нету, я проверял. Подослал одного алкаша, вроде денег занять, баба сказала – вечером будет.
– Ты там кого-то оставил?
– А то! – обиделся Коляша. – Семен с братом дежурят. Машину за угол поставили, все грамотно...
– Живым пусть привезут! Мы из него все про тех двух обезьян вытряхнем!
Тиходонск, банкиры.
Юмашев вернулся в банк около трех, но его ждали, и никто из руководителей служб не уходил даже на обед.
– Всех ко мне! – скомандовал он, стремительно проходя в кабинет, и Ирочка мгновенно обзвонила отделы.
– Пал Палыч, вас приглашает Владимир Николаевич, – прощебетала она в селектор.
Хмурый Терещенко встал из-за стола, когда прозвонил городской телефон.
– Слушаю! – недовольно рявкнул он.
– Приветствую вас. Пал Палыч, это Мелешин, – голос звонившего был сладок, как патока. – Сегодня недоразумение с вашим другом улажено, он получил полный расчет.
– С каким другом? – Озабоченный своими мыслями, Терещенко не сразу въехал в тему.
– С Сережей Лапиным, – пояснил Мелешин. – Мы с ним тоже давно знакомы и всегда хорошо ладили...
– Иди ты в жопу вместе с этим идиотом! – Всю накопившуюся в душе и требующую выхода злобу он выплеснул в этом крике и бросил трубку. Выйдя в коридор, он почувствовал, что разрядка помогла, он почти успокоился.
В кабинете шефа уже находились вездесущий Тимохин, главный бухгалтер Лебедев, руководитель информационной службы Митяев, а следом за Терещенко вошли заместители председателя Попов и Игнашин. Все сидели по обе стороны длинного стола для совещаний, а председатель правления, как всегда, в торце.
Юмашев был взволнован и даже не пытался этого скрыть.
– Знаете, чего он хочет? – Ослабив узел галстука, Юмашев обвел собравшихся усталым взглядом. – Ввести в правление двух своих людей. Мотивирует красиво: слишком много его структур нами кредитуются, большой объем инвестиций, – и он должен быть уверен, что мы не кинем его на очередном крутом повороте.
– Да-а-а... – выдохнул Игнашин.
Остальные не издали ни звука, в кабинете наступила кладбищенская тишина. Схема известная, не первый банк прибирается таким образом к рукам.
Если члены правления не станут соглашаться с вновь кооптированными, с наиболее строптивыми произойдут несчастные случаи из тех, которые в последнее время преобладают в банкирской среде: убийство в подъезде собственного дома или в автомобиле. Впрочем, места несчастных случаев могут варьироваться, но основная цель – никогда.
– Сколько он хочет получить? – спросил Лебедев.
– Пятьдесят миллиардов на строительство коттеджного поселка в Богатяновке. Под сниженный процент.
Тишина сгустилась. Сумма была совершенно нереальной даже для «Тихпромбанка». Значит, это просто жесткий ультиматум.
– Что же делать? – растерянно спросил Попов. Он был обычным, «гражданским» человеком и не понимал, что на его вопрос имеется единственный ответ, только не каждый способен о нем даже помыслить, не говоря уже о том, чтобы произнести вслух при стольких свидетелях.
Тимохину, Митяеву, да и самому Юмашеву, как бывшим гэбэшникам, все было предельно ясно. Но от этой ясности холодело в желудках и сосало под ложечкой.