– Как говорил с вами этот парень?
– В смысле? – Банкир потер виски. От переполняющей его тревоги разболелась голова.
– Как он говорил? Интонации, особые термины, повторы?
Юмашев пожал плечами.
– Да ничего особенного...
– Он повторял слово «прием» после каждой фразы?
Справа раскинулась обнесенная хлипким забором стройка, впереди слева маячила свечка «Интуриста». Через пару сот метров надо сворачивать на Индустриальную.
– Нет... По-моему, нет.
– По-вашему, или точно? – Когда в Тимохине просыпался борец с предателями, он не боялся показаться невежливым или чересчур настырным. Даже начальнику.
– Нет. Точно нет. Заканчивал фразу как обычно.
Тимохин свернул. Но не вправо, на Индустриальную, а влево – на стоянку перед гостиницей.
– Почему...
– Кое-что проверим! – дерзко перебил Юмашева начальник СБ. Он тоже был охвачен азартом. Азартом противоборства. Впереди запахло ловушкой, и следовало проверить этот запах.
Манера вести радиопереговоры не изменяется от разговора к разговору.
Может, конечно, у рации находился другой человек... Но он тоже должен знать, что радиообмен включает концевое слово «прием». К тому же рация всегда у старшего. И вряд ли тот поручит ведение важного разговора с кем-то другим...
Швейцар не рискнул спрашивать гостевые карточки у столь солидных мужчин, и они беспрепятственно поднялись на восьмой этаж.
– Служба безопасности! – Тимохин поднес к лицу коридорной удостоверение, которое по полиграфическому исполнению могло дать сто очков вперед удостоверению сотрудника центрального аппарата КГБ СССР, которое имелось у него когда-то. Фотография здесь была наклеена вроде бы прежняя: строгий человек в подполковничьей форме, только она была цветной, и старый китель с трудом сходился на располневшем теле. Впрочем, этот маленький недостаток на снимке не выделялся.
– Нам нужно зайти в любой пустой номер, выходящий на южную сторону.
В системе «Интуриста» работает классно вышколенный персонал. Может быть, он и допускает какие-то нарушения при работе с гостями, но на магические три буквы – «КГБ», «ФСК» или нынешние «ФСБ» реагирует с максимальной серьезностью и ответственностью. Правда, между Федеральной службой безопасности и службой безопасности «Тихпромбанка» существует огромная разница, но простые люди ее не видят, так как больше обеспокоены заботой о собственной безопасности. К тому же внешность, манеры и умение четко ставить задачи остались у Тимохина неизменными со времен обеспечения той, большой, государственной безопасности.
Через минуту они оказались в обычном одноместном номере. Ничего особенного: простоватые обои на стенах, неновая мебель из светлого дерева, раздолбанный телефонный аппарат. Но им нужно было окно, а окно тут имелось замечательное: почти во всю стену. Раскинувшаяся внизу стройка была видна как на ладони. Предусмотрительный Тимохин извлек из внутреннего кармана четырехкратную подзорную трубу, раздвинул ее и приник к окуляру.
– Вот так! – удовлетворенно сказал он сам себе.
– Что там?
– Сейчас, сейчас...
Он не торопясь осмотрел огороженную территорию и передал трубу Юмашеву.
– Слева у театра. И сзади. Видите? Я думаю, что это еще не все...
Юмашев и сам рассмотрел вооруженных людей, прячущихся за железобетонными плитами. Ноги ослабли, и он опустился на застеленную чистым бельем кровать. Жалобно скрипнули пружины.
– Значит, я разговаривал с милиционером...
Начальник СБ никак не прокомментировал столь очевидный факт.
– Выходит, они задержаны? Или убиты?
– Могли еще потерять рацию. Но это маловероятно. Крайне маловероятно.
– Не представляю, кто их мог остановить! Просто не представляю...
Тимохин молчал. Что тут представлять. Всякое бывает. Факт налицо, подробности выяснятся чуть позже. Надо избавиться от основной улики.
– Куда деть рацию? – спросил Юмашев. Их мысли работали в одном направлении. Что значит свои...
– В воду. И все концы туда же.
Уже в машине Юмашев сдавленно произнес:
– Если бы мы к ним пришли – все!
Это точно. Ни положение, ни связи в такой ситуации не сыграют роли. С одной стороны – куча трупов, с другой – прямые улики. Конечно, если трупы действительно имеются в наличии...
– Значит, он жив? – будто читая мысли, спросил Юмашев.
– Не факт, – подумав, сказал Тимохин. – Если они успели туда войти...
Скорее сбой произошел при отходе. Во всяком случае, так бывает чаще всего. А чего мы гадаем? Сейчас посмотрим!
Он направил «Форд» к «Маленькому Парижу». Вокруг стояло не меньше полутора десятков машин. Желто-синие «Москвичи», «Жигули» и «УАЗы», ухоженные «Волги», «Рено» и «Мерседесы» без опознавательных знаков, но с антеннами раций на левом заднем крыле и радиотелефонов – посередине крыши. Здесь же две машины «скорой помощи» и два печальных серых фургона для перевозки трупов.
– Нет, насчет кучи покойников они не наврали, – проговорил начальник СБ.
– Вижу, – односложно ответил Юмашев. Он вспомнил старое поверье, будто при приближении убийцы к трупу из раны появляется кровь. Тогда в ресторанчике должны забить фонтаны... Картина предстала настолько отчетливой, что его замутило. Останавливаться у места преступления было нельзя, банкир глубоко вздохнул, пытаясь сдержаться, но ничего не вышло, и на выдохе его вырвало. Он успел нагнуть голову и запачкал только себя: полы пальто и отменно начищенные ботинки.
– Отвези меня домой, – попросил он, и тон получился довольно жалобным.
– Вначале надо избавиться от улики, Владимир Николаевич, – мягко ответил Тимохин. – Извините, но придется потерпеть.
Через десять минут они оказались на набережной. Меньше суток назад они прогуливались по заснеженному Левому берегу и смотрели сюда, на узкую полоску свинцово-серой воды. Сейчас полоска воды не казалась узкой – метров десять, а то и двенадцать. Для их целей хватило бы и небольшой проруби. Совсем близко, вздымая тупым носом волну, прошел трудяга буксир. Сквозь запотевшие стекла рубки виднелся смутный силуэт рулевого.
Облокотившись на литую чугунную ограду, Юмашев глубоко дышал и постепенно приходил в себя. Вокруг никого не было.
Тщательно оглядевшись, он достал рацию.
– Пальцы?
– Вода смоет...
Тимохин вынул рацию из подрагивающей вялой руки. И неожиданно нажал клавишу вызова.
– Слушаю, – раздался тот же угрюмый голос из другого мира.
– Грубо работаете, браток, – с издевкой сказал Тимохин. И, не выключая, бросил изрыгающий отборную матерщину прибор в черную, со сплошным крошевом льда воду.