– Какие? – сипло переспросил Лапин, нашаривая в кульке скользкий огурчик. Упруго хрустящая ароматно-соленая мякоть сразу успокоила обожженное горло.
– Вот смотри, еще со времен «триста первого» у нас осталось пять тонн спирта. Настоящего, кристального, как слеза! Сейчас такого днем с огнем не найдешь!
Мелешин аппетитно хрустел огурцом и пальцами отправлял в рот куски ветчины один за другим. Лапин отметил, что у него крепкие редкие зубы.
Если бы их сдвинуть...
– Грубо говоря, это пять тысяч литров. Или пятнадцать тысяч бутылок водки. Если отдавать оптом, по шесть тысяч, получаем доход девяносто миллионов рубчиков!
Мелешин довольно рассмеялся, оторвал половину цыпленка и вгрызся в белое мясо.
– Понятно, Алтайцеву дать, туда-сюда десяток «лимонов», но и нам кое-что останется... – пробубнил он с набитым ртом.
– Кому нам?
– Нам с тобой! Устраивает тебя такое дело?
Михалыч говорил искренне, от души, он слегка «поплыл», в таком состоянии хочется сказать другому человеку приятное. Но захмелевший Лапин твердо знал, что в этом партнерстве он может рассчитывать только на роль наклейщика этикеток в каком-нибудь подвале с поденной ставкой в десять тысяч рублей, которые еще неизвестно как удастся получить. Он меланхолично жевал сыр и не отвечал. Но сотрапезник и не ждал ответа.
– По второй? – Плоская, изогнутая по форме пролетарского живота фляжка качнулась к посуде.
– Чуть-чуть...
На этот раз Мелешин налил себе две трети стакана.
– Капустой закуси... Ух, здорово-о-о! Ну, будем!
Он одним махом опрокинул свою порцию, вытащил из кулька пригоршню капусты, ловко отправил в рот. Несколько белых полосок прилипли к подбородку.
Сергей отвернулся. Ему неприятно было смотреть на этого человека. Он радушно угощал, делал лестные предложения, но именно из-за него и ему подобных Лапин, Антонина и Димка, как и тысячи других людей, доведены до скотского состояния. А сегодняшнее угощение стоит несравненно меньше, чем Михалыч ему должен. Выпил, закусил – и ушел довольный. А шесть миллионов так и останутся в чужом кармане. Лохов учат.
– Что это ты такой пасмурный, Сережа? Может, случилось чего?
Лапин перевел взгляд в окно. Мокрый снег прекратился. Но идти никуда не хотелось. Да и некуда ему идти.
– Чего ты, правда? Может, я помогу чем?
Спирт сделал свое дело. Живому человеку необходимо чье-то участие.
– Семейные проблемы, – с явной неохотой признался Лапин.
– Вот как? – оживился начальник. – Ты же на Крыловой женился, Антонине, с монтажного участка? Расписались или так?
– Так.
– Крылова... Фигуристая баба! – Мелешин откинулся на спинку стула, закурил, мечтательно прищурился. – Корма, ноги... Вот так всегда делала...
Он поднес полусогнутые ладони к груди и резко дернул ими вверх, в точности скопировав Тонькин жест. Лапину стало неприятно.
– Чем она сейчас занимается?
– На «Супермаркете» шмотками торгует. Уже больше года.
– А что тут особенного, – философски изрек Мелешин. – Был я недавно на Центральном рынке. Прошелся по рядам, так не поверишь, ползавода знакомых встретил. Довели до ручки и страну, и людей. Из инженеров да конструкторов торгашей сделали...
Он плеснул себе в стакан еще спирта. Предложил Лапину, но тот отказался. Выпил, вновь натолкал в рот капусты. Широкое лицо покраснело.
– Ты только посмотри, Лапин, что творится! Такой завод угробить! Знаешь, какой у нас коллектив был? Золото, а не люди! Таких спецов еще поискать, истинные самородки. Ты когда к нам устроился?
– К вам? – Сергей хмыкнул. – Когда я устраивался, вас еще тут и не было! В ноябре восьмидесятого завели трудовую книжку – регулировщик первого разряда. Из техникума пришел, на преддипломную практику, как только защитился – сразу на работу. Молодой специалист, техник" конструктор, специальность – радиоаппаратостроение... Год оттрубил – и в армию. А потом уже в январе девяносто второго во второй раз поступил...
– А до этого где обретался? – Выпуклые нахальные глаза изучающе рассматривали неудачника Лапина. Мелешину было действительно интересно, в силу каких причин люди доходят до жизни такой.
– На военном заводе в Подмосковье. Про Зеленоград слыхали?
Мелешин кивнул. Там было много объектов оборонки, а у «триста первого» ряд смежников, он сам часто ездил в командировки на «пятьдесят пятый» и «семьдесят восьмой».
– А чего уехал оттуда? Ты же детдомовский, родни нет... А там все же насидел какое-никакое место...
Лапин пожал плечами.
– Кто его знает. Меня же машина сбила... Как приехал в Тиходонск, так сразу, прям на вокзальной площади... Очнулся уже в психушке, вообще ничего не помнил.
Лапин осекся. Не следует рассказывать такие вещи посторонним людям. В глаза сочувствуют, а за глаза придурком зовут.
– Ну потом-то ты оклемался? Все вспомнил?
– Почти все. – Лапин не хотел продолжать этот разговор. – Так как насчет денег? Меня Антонина все время пилит, уже совсем жизни не стало!
– Антонина хорошая баба. Жопа, груди, ноги... Ты не слушай, что болтали, у меня с ней ничего не было. – Мелешин завинтил флягу, запер обратно в сейф и принялся убирать со стола. По нарушенной координации движений и потному красному лицу Сергей понял, что его окончательно развезло.
– Правда, мужик у нее был никудышный, пьяница... Но чтобы в подсобке трахаться – это полная херня...
Мелешин был похож на сытого откормленного борова. В его взгляде было что-то гадкое. До Лапина и раньше доходили отголоски грязной болтовни, но он не обращал на нее внимания. Так же, как и на многое другое. Но сейчас появилась уверенность, что это не только слухи.
Он вновь посмотрел в окно. Взгляд наружу напоминал ему, что все пути отрезаны. Ему некуда идти. Даже если Тонька не запрет перед ним дверь, валяться на щелястом полу и выслушивать угрозы какого-то недоноска он больше не хотел. Он был в тупике. И выйти из тупика ему мешал этот наглый кобель. Мелешин не отдаст деньги. И никто не отдаст. Лохов учат!
Лапина охватило незнакомое опасное возбуждение. Он всегда был спокоен, грубая корка в сознании сглаживала эмоции, но сейчас через пробитую вчерашним страхом неминуемой смерти брешь упругими толчками выбивалась холодная расчетливая ярость.
Он встал, потянулся, разминая ноги, прошелся взад-вперед по маленькому кабинету, мотивированно осмотрелся. На подоконнике лежал отрезок экранированного кабеля КЭО-3. Это означало: кабель экранированный одножильный с диаметром центрального проводника три миллиметра. Вокруг медной жилы шел слой изолирующего полихлорвинила, а потом серебристая оплетка экранировки. Привычный предмет, но сейчас Лапин видел его каким-то другим зрением и под другим ракурсом.