«Может быть, за прапора?» – мелькнула тревожная мысль. Тогда все сходится – больше никто не поражал командиров биологическим оружием! Правда, непосредственно поражал Витек, но само оружие было его, лапинским, значит, он выходил соучастником...
Но капитан встретил его миролюбиво, сразу стало ясно, что ни о какой ответственности речи нет.
– Ты рапорт на учебу подавал, в училище связи? – Воробьев был кряжистым, широкоплечим, с круглым добродушным лицом. Его боялись не самого по себе, как Ускова, а за ту должность, что он занимал.
– Подавал, – кивнул Сергей и облегченно перевел дух.
– Пришла разнарядка на одно место, – Воробьев заглянул в лежащую перед ним бумагу. – Но это школа КГБ.
– Почему КГБ? – поежился от грозной аббревиатуры Сергей.
Особист по-свойски подмигнул.
– Наверное, правительственная связь. Двенадцатое управление Комитета.
Оформляйся, какая тебе разница, где учиться. Зато служба будет поинтересней. Да и рекомендуют тебя.
Лапин понятия не имел, кто его может рекомендовать, а потому пропустил эти слова мимо ушей. Он вдруг почувствовал какое-то изменение своего положения в окружающем мире. Бесправный рядовой первого года службы сидит в кабинете особого отдела как в какой-то ленинской комнате и на равных разговаривает с грозным капитаном Воробьевым. Причем тот с ним доброжелателен, вполне откровенен и доверителен, даже приоткрывает завесу над государственными секретами! Они вроде как коллеги. Одно это сразу отделяло Лапина от всех остальных военнослужащих полка. Если он согласится, то станет своим во множестве таких, внушающих простым людям страх, кабинетах. Если откажется, новое ощущение исчезнет и он сольется с серой массой рядового армейского быдла.
– Что скажешь? – поощряюще улыбался особист. – Или надо подумать?
– Я согласен, – быстро ответил Сергей.
Москва, 15 октября 1986 года, учебно-тренировочный полигон Высшей школы КГБ СССР, 11 часов 40 минут.
Никто из курсантов не знал, что в действительности ждет их в четвертом секторе. Кто говорил – особая, напичканная датчиками кукла, кто клялся, что приговоренный к высшей мере преступник. Тех, кто прошел испытание, сразу увозили на загородную базу, так что утечка информации исключалась. Неизвестность угнетала, и Карданов обрадовался, когда наконец настал его день.
Первые три сектора Макс преодолел успешно и чувствовал, что укладывается по времени.
Вначале была обычная полоса препятствий: глухой двухметровый забор, бассейн с водой, шест и длинная доска на пятиметровой высоте, канат, коридор с тяжелыми поленьями, хаотично раскачивающимися на длинных цепях, двухметровая яма, узкий подземный лаз, выходящий в охваченный огнем бетонный бункер. Забор он перепрыгнул легко, от холодной воды захватило дух, мокрая одежда и ботинки скользили по шесту, но выручила крепость рук, высоты он никогда не боялся и пробежал по доске играючи. Как водится, ожег руки, скатываясь по канату, набил кулаки, плечи и предплечья о поленья, высушил в огне комбинезон и слегка опалил виски.
На втором этапе надо было подняться по пожарной лестнице на пятый этаж и пробежать по полутемному чердаку среди разорванных взрывом человеческих тел, то ли настоящих, то ли муляжных, мнения и здесь расходились, хотя запах стоял специфический... Но, поскольку дотрагиваться до рук, ног и внутренностей не требовалось, никто особенно в суть проблемы не вникал, тем более что существовала более насущная забота: отбиться от двух неожиданно нападающих «противников» в зловещих черных масках. Одного Макс сбил задней подсечкой, второго ударом локтя в челюсть, сэкономив секунды, уходящие обычно на борьбу.
Тяжело дыша и пошатываясь, он ворвался в третий сектор. Со всех сторон гремели выстрелы, то тут, то там высвечивались фигуры мишеней. Стрелять можно не во все: враги перемешивались с заложниками, а распознать, кто есть кто, надо всего за две секунды. Макс работал со «стечкиным» – прикладистой и довольно надежной машиной, если палить одиночными, а двадцатипатронный магазин позволял не тратить время на перезарядку.
Бах! Бах! Бах! Результативность огня прямо пропорциональна числу выстрелов, поэтому меньше двух-трех раз он на спуск не нажимал. Бах!
Бах! Пот заливал глаза, но вытирать его некогда, промах можно компенсировать вторым выстрелом, если успеешь и если не всадишь добавочный заряд в заложника. Обостренное чутье подсказывало Максу результаты стрельбы.
Бах! Бах! Промах... Бах! Бах! Бах! Хорошо... Бах! Бах! Бах! Зацепил кого нельзя... Бах! Бах! Оба в цель. Бах! Бах! Бах! Не понял... Все? Нет!
Бах! Бах!
Затвор заклинило в заднем положении, но цели больше не появлялись, и свет, ворвавшийся в открытую дверь, стал сигналом окончания упражнения.
Наступила такая тишина, что Максу показалось, будто он оглох, но звонкий обычно щелчок затворной задержки глухо прорвался сквозь набившуюся в уши невидимую вату. Все это он осознавал на бегу, пряча «АПС» в портативную кобуру и проверяя, насколько надежно заперлась защелка. Хищно изогнувшись, он расстегнул клапан и выхватил из кармана-ножен остро заточенный боевой нож. Вырезы рукоятки намертво соединились с закостеневшими пальцами.
Сейчас Макс не думал о загадке четвертого сектора, он превратился в снаряд, целеустремленно мчащийся к цели и не имеющий возможности изменить траекторию. Но за следующей дверью ничто не напоминало учебно-тренировочные помещения – обычная жилая комната: платяной шкаф, диван, на который небрежно брошена фуражка с васильковым «комитетским» околышем, стол с дымящейся чашечкой кофе, развернутый задом телевизор со снятой крышкой, во внутренностях которого, мурлыча что-то себе под нос, ковырялся самый настоящий человек. В спортивном костюме и тапочках.
Вначале Макс зацепился за фуражку, потом за кофе, потом за ремонтирующего телевизор человека. Каждая зацепка тормозила убийственный снаряд.
Он перепутал помещения! Тир и полигоны, учебные сектора выглядят совсем не так! Это общежитие обслуги! Перед ним даже не списанный обществом смертник, а ни в чем не виновный военнослужащий, причем свой, сотрудник Системы, какой-нибудь прапорщик Иванов с выслугой в пятнадцать лет! Надо срочно бежать дальше, искать настоящий четвертый сектор! Но почему он не поворачивается на шум?
– "Наматывая мили на кардан, я еду параллельно проводам..." – разобрал он монотонное мурлыканье.
Психологи полигона перестарались. Макс шевельнул кистью, и нож сам изменил положение: если раньше клинок смотрел вперед, то теперь развернулся острием к локтю, для удара с замахом. Скользящий шаг, второй, рука взлетает вверх и падает вниз, блестящая сталь входит под левую лопатку, тело напрягается и обрушивается вперед, сбивая с тумбочки рассроченный телевизор, что-то теплое брызжет на руку, он рывком выдергивает нож, лезвие уже не блестит, из раны толчками выбивается кровь, тяжелый агональный вздох... Макса замутило, и он выбежал наружу. Кукла действительно чертовски походила на человека!