– Это не когда-нибудь. Это – сейчас. Скоро. Стен вновь почувствовал внутри отвратительную пустоту, успел отбежать на несколько шагов и его вырвало.
Роман, подойдя, протянул ему флягу с пустосвятовской водой.
– Господи, как мне плохо, – пробормотал Стен.
– Ничего страшного. Со мной было нечто подобное, когда я срастался с ожерельем.
– Ты думаешь, что я…
– Конечно. Откуда же этот дар? – Роман дотронулся пальцами до его ожерелья. – Наконец ты начинаешь его чувствовать. Ну и долго же ты сопротивлялся!
– Я не хочу, – пробормотал сквозь зубы Стен. – Не хочу это видеть и знать.
– Теперь уже с этим ничего, не поделаешь. Это навсегда.
– Получается, Лена была права… – Стен вновь согнулся – накатил новый позыв рвоты. Несколько глотков пустосвятовской воды принесли облегчение.
– О чем ты?
– Это старое дело с листовками. Я в самом деле знал все заранее. Знал, что режим рухнет. И это не смелость, а чистый карьеризм.
– Не пори ерунды! – оборвал его Роман. – Может, ты и знал, что режиму вот-вот конец. Но что тебе удастся не сломить на этом шею в самом прямом смысле слова – этого ты предвидеть не мог. В конце концов, многие ожидали, что перемены должны начаться, но на площадь вышли тогда, когда это милостиво разрешили власти и за шиворот никого не хватали.
– Может, и так. И что мне теперь делать?
– В Темногорске предсказатели будущего в большом почете. Будешь зашибать втрое больше моего. А я материально неплохо обеспечен.
– Я серьезно.
– Если серьезно, то не знаю. Кстати, а ты крещеный? – спросил неожиданно Роман.
– Да. Но в церковь не хожу.
– А я некрещеный. И мать некрещеная, и даже дед Севастьян. Никто некрещеный. Одного из моих предков сожгли на костре. Дед говорил, что если я умру, то стану водяным. Не знаю, верить ему или нет.
Колдун повернулся и зашагал к сараям.
– Роман! – окликнул его Стен. Тот обернулся.
– Я хочу извиниться за ту нелепую драку из-за Леночки. Не знал, что это всего лишь розыгрыш. Глупая вышла история.
– У истории нет истины, а есть только версии. Даже у самой маленькой истории. – И он весело помахал рукой Стену.
Он выглядел беззаботным. Совсем неплохо для человека, который узнал, что умрет через несколько дней, а может быть, даже часов. Неужели Алексей прав и благодаря внезапно открывшемуся дару он видел смерть колдуна? Как? Где? Провидец ничего не сказал, а колдун не стал спрашивать. Не осмелился? Не пожелал? Не поверил? Какая из версий больше по нраву, ту и стоит принять. Значит, ничего особенного он не достигнет. Не успеет. Тогда зачем все было затеяно и начато? Зачем ему Гамаюнов? К чему Беловодье? Столько сил! Столько смертей… Теперь надо все изменить. Или не надо? Роман остановился, будто натолкнулся на невидимую преграду, созданную Всемогущим. А что, собственно, он должен изменить? И не нашел ответа. Ничего. Слова Алексея ничего не меняли. Ни единого шага, ни единой мысли, ни единого слова. Да что там слова – ни единой запятой. Это почему-то так обрадовало Романа, что он рассмеялся коротким веселым смешком.
– Господин Вернон! – окликнул колдуна Баз. – У вас есть какие-нибудь идеи, как нам выбраться отсюда?
– Тише, – остерег его Роман. – Не забывайте, что звук, хотя и ослабленный, проходит через мою стену.
– Хорошо, хорошо. – Врач послушно перешел на шепот.
– Слушай, Баз, – неожиданно спросил Роман, – а что тебе дало ожерелье? – И, видя, что тот не понял вопроса, добавил: – Лично тебе. В каждом водная нить раскрывает какой-нибудь удивительный дар. Способность слышать чужие мысли, строить миражи, управлять чужой волей. Так вот – что приобрел ты? Может быть, теперь ты безошибочно ставишь диагноз или видишь человеческие внутренности насквозь без всякого рентгена? Что конкретно?
Баз смутился. И хотя Роман смутно видел его лицо, но готов был побиться об заклад, что тот покраснел до корней волос.
– Я… – пробормотал тот. – Я начал писать стихи.
– Что? – Роман расхохотался. – Стихи? Серьезно? А раньше писал?
– Ни строчки.
– Ну и как – они хороши – эти твои стихи?
– Отвратительны, – признался Баз.
– Жаль.
– С тобой хочет говорить Гамаюнов, – сказал Баз таким тоном, будто речь все еще шла о его неудачных стихах.
– Да? А почему я его не слышу? – недоверчиво спросил колдун.
– Он обратился ко мне.
– Ему нужен посредник? Неужели он меня боится? – рассмеялся Роман.
Колдун глядел сквозь водное зеркало, как сквозь иллюминатор, на подернутый водной дымкой недостижимый мир. Он видел белый потолок и склонившееся над тарелкой лицо Гамаюнова. И еще часть стены с панорамным окном, за которым лежала ночь.
– Что у вас? – спросил Гамаюнов. – Ушли от котлована?
– Еще нет. Нам не хватает сил.
– Вы не можете вывести ребят из ловушки? – В этот раз ни малейшего намека на вежливость. Гамаюнов говорил раздраженно и презрительно – будто вырваться из засады было парой пустяков, а колдун, его нерадивый вассал, не исполнил, что было велено.
Баз хотел вмешаться, но Роман опередил его.
– Там в засаде человек полсотни, и они что-то готовят, – сказал он, – и мы пока не знаем что.
– Ты хочешь проникнуть в тайну Беловодья, а сам не способен устроить такую малость! Уходите, – приказал Гамаюнов. – Если не уйдете до утра – вам конец.
Роман ощутил всю верность его слов. Впрочем – разве он и сам не чувствовал нечто подобное?
– И как это сделать?
– Если вам не поможет вода, то никто и ничто уже не поможет! – Гамаюнов торопился прервать контакт. И боялся. Боялся, что Роман пересилит и…
Связь с Гамаюновым пропала. Ха-ха! Открыл истину. Вода поможет! Вода-царица, конечно, поможет. Но что готовится за границей круга? Роман был уверен, что Гамаюнов блефует, что сам профессор не знает решения и только делает вид, что знает, убеждая колдуна вывернуться из собственной кожи, но спасти избранников Беловодья.
– Ну что ж, я спасу, – пробормотал Роман. – Только не для тебя – для себя.
Он вышел из сарая. Было очень тихо. Люди, засевшие в зарослях за границей круга, по-мышиному затаились. Пусть их. Разве они стоят того, чтобы о них думать дольше пяти минут? Вот о Гамаюнове стоит подумать. А стоит ли? Но ведь Роман стремился к этой встрече, и именно поэтому он здесь, в этом мнимом городе, существующем только в воображении десятков людей.
Разве? Этот вопрос, заданный самому себе, так его поразил, что он растерянно огляделся – не было ли рядом кого-нибудь, чьи губы шепнули это слово? В самом деле, неужели ради встречи с господином Гамаюновым он ввязался в эту аферу, удирал от убийц, убивал и спасал и плел водное ожерелье? Неужели ради того, чтобы услышать несколько снисходительно брошенных слов, которые ничего ему не открыли и ничему не могли научить?